Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

— Все ясно, — пробормотал старик. — Это он перерезал рукава. Я-то думал, самые хитрые — это греки, а теперь замечаю, и среди поляков попадаются мастера. Но надо поторопиться: галере конец и пора с нее уходить.

Весть о том, что насосы никуда не годятся, ошеломила даже Метюба, но экипаж все-таки не оставлял надежды спасти корабль.

Моряки наконец выстроились цепочкой, чтобы быстро передавать ведра с водой, и вода обильно потекла на склад, под которым находилось много бочонков со смолой, отчего так и разбушевался пожар.

Густые облака дыма вырывались из кормовых люков, заволакивая мачты, и снопы искр грозили поджечь паруса. Никто в суматохе не догадался спустить их на палубу.

Греки и папаша Стаке, чтобы отвести от себя подозрение и обмануть турок, старательно лили воду в это пекло, которое и не собиралось гаснуть, мужественно терпели вихри искр и едкий дым, раздиравший горло. Но все было напрасно. Огонь разрастался, и языки пламени охватили уже почти всю корму парусника.

Они прорывались сквозь обгоревшие палубные доски шканцев и обшивку широких бортов, и капли смолы текли с обшивки на бимсы.

Твиндек и батарейные палубы уже настолько заполнились дымом, что спуститься туда было невозможно. Один за другим с грохотом падали пиллерсы, и занялся степс бизань-мачты.

Метюб все еще не терял надежды сохранить свою прекрасную галеру. Он принял мудрое решение залить водой пороховой погреб, чтобы порох не вспыхнул и корабль не взлетел на воздух, и с превеликой осторожностью велел спускать на воду шлюпки. Пока не поздно, можно было спастись на галиоте, который все еще был на буксире у галеры.

Все эти меры он принял как раз вовремя, потому что полчаса спустя, несмотря на все усилия мусульман, огонь охватил-таки пороховой погреб. Теперь уже пылала вся корма, и столбы искр, подхваченные ночным бризом, дождем падали на галиот, грозя поджечь мачты.

Этого и ждал Никола. В панике и бедламе, царившем на галере, никто не заметил его отсутствия. А он тем временем уже сделал все, чтобы галиот быстро загорелся, рассыпав под палубой порох и разлив смолу и деготь.

К этому моменту Метюб уже понял, что с огнем, быстро пожиравшим все вокруг, бороться бесполезно, и собирался отдать приказ покинуть корабль и спасаться на галиоте. Но вдруг на палубе раздались испуганные крики:

— Он загорелся! Он загорелся!

— В чем дело? — крикнул капитан Метюб, пробираясь сквозь дым.

— Галиот загорелся!

— Это конец, — в гневе произнес мусульманин. — Так хотел Аллах, и так было предначертано.

Вспышку гнева сразу погасил врожденный турецкий фатализм.

Однако он не желал считать себя побежденным.

— Лейте воду, матросы, больше воды! Мы не можем потерять корабль, который нам доверила племянница великого адмирала! — кричал он с необычайной энергией. — Не все еще потеряно.

Но чтобы залить пламя, пожиравшее уже весь корабль, требовались иные средства, а не ведра с водой.

Тут даже помпы не помогли бы, будь они в удвоенном количестве.

Огонь пробил себе дорогу сквозь прогоревший настил шканцев и перекинулся на верхнюю палубу. Начавший крепчать ветер раздувал его все сильнее, и казалось, это мириады чертенят пляшут под палубным настилом, который ходит волнами.

Дерево потрескивало и корчилось, а пламя уже распространялось не только вширь, оно взлетало вверх, пожирая толстые балки из смолистых черноморских сосен.

Вся корма превратилась в огромную печь, из которой, как из жерла вулкана, вылетали клубы красного, желтого, черного и белого дыма, заволакивая все вокруг, насколько видит глаз, и окрашивая в мрачные цвета и море, и паруса, и лица людей.

Неистовый вихрь из искр и пепла кружил вокруг галеры, то и дело слышались хлопки взрывающихся бочонков со смолой и дегтем, и на палубу, сметая все на своем пути, картечью сыпались горящие головешки, заставляя отступать и турок, и христиан.

— Все кончено, — сказал папаша Стаке, отбрасывая прочь ведро. — Если мы отсюда не уйдем, то просто изжаримся, как бифштексы.

Стоявший позади него поляк спросил:

— Ты что, и вправду так думаешь?

— Самое время удирать, капитан, — ответил старый морской волк. — Если еще помедлим, у нас под ногами рухнет палуба, и тогда спокойной ночи всем!

— Где Эль-Кадур?

— Возле виконта.

— Я пойду займусь герцогиней и раненым.

— Поторопитесь, синьор, скоро под нами потечет расплавленная смола.

В этот момент прибежал Метюб, а с ним часть экипажа.

— Так мы уходим? — спросил поляк, остановив его.

— Галере конец, — с отчаянием махнул рукой турок.

— Это и так все видят.

— До берега будем добираться на шлюпках.

— Все поместимся?

— Надеюсь. Ступайте, спасайте синьору.

— Это моя забота, — ответил поляк.

Он бегом бросился через палубу в лазарет, а турки тем временем столпились у бортов, чтобы занять места в шлюпках.

Когда поляк появился в лазарете, Эль-Кадур как раз поднимал виконта на руки.

— Займись госпожой, — сказал ему Лащинский, — а я займусь виконтом. Табиб, помоги мне!

— Уходим с галеры? — растерянно спросила герцогиня.

— Да, синьора, — ответил отступник. — Палуба вот-вот обвалится, и мачты тоже рухнут.

— А Перпиньяно и папаша Стаке?