Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

— Я не знаю, где они. Тут везде такой бедлам… Надо торопиться, синьора, иначе нам не достанется места в шлюпках.

Он завернул в одеяло виконта, снова потерявшего сознание, поднял его на мощных руках и пошел за герцогиней, которую Эль-Кадур почти силой тащил к твиндеку, где уже было полно огня и дыма.

Старый врач ушел вперед, чтобы приготовить для раненого место в шлюпке.

26 Убийство виконта ЛʼЮссьера

На верхней палубе галеры царила страшная неразбериха. Едва Метюб дал команду покинуть судно и спасаться, как матросы ринулись занимать места в шлюпках, которые были пришвартованы у правого борта, а поскольку все сразу спуститься не могли, то у талей завязалась отчаянная драка. В ход пошли кулаки, пинки и даже ножи.

Метюб и его офицеры тщетно пытались навести на посадке хоть какой-то порядок. Их никто не слушал, дисциплины на борту галеры больше не существовало.

Папаша Стаке прекрасно себе представлял, что сейчас будет твориться на судне, и любой ценой решил получить шлюпку для герцогини и раненого виконта. Он вцепился в трос, соединявший тали и под прикрытием мощных плеч Перпиньяно и Симоне отбивался от напиравших матросов.

— Это шлюпка для синьоры, бездельники! — орал он. — Никто в нее не сядет! Ко мне, синьор Перпиньяно! Бейте этих мошенников!

Группа мусульман набросилась на греков и венецианцев, пытаясь завладеть шлюпкой и свирепо выкрикивая:

— Вон отсюда, гяуры! Спихивай их в воду!

Один из турок кинулся на старого помощника капитана, но папаша Стаке, даже не оборачиваясь, дал ему такого пинка в живот, что тот свалился почти замертво.

Перпиньяно увидел висевший на фальшборте топор, поднял его над головами нападавших матросов и крикнул:

— Назад, или я размозжу вам головы!

Греки и Симоне тоже не бездействовали: они молотили неверных кулаками и ногами, с радостью используя возможность отыграться за все унижения, и еще как молотили! Метюб старался спасти герцогиню, чтобы научиться ее знаменитому секретному удару, и тоже решил вмешаться: он со свистом принялся крутить саблей над головами матросов.

— Пошли отсюда! — взревел он, раздавая направо и налево удары плашмя. — Я должен доставить Харадже эту госпожу и христиан, и я свое слово сдержу. Убирайтесь, или моя сабля прольет мусульманскую кровь!

В этот момент на палубе появились герцогиня с Эль-Кадуром, а за ними судовой врач и поляк несли раненого.

— Расступись! — рявкнул араб. — Сначала синьора!

Пока греки и Перпиньяно, с помощью Метюба, расталкивали турок, чтобы дать дорогу герцогине, между ними и остальными христианами вклинилась группа матросов, старавшихся на бегу увернуться от дождя искр и копоти.

Они оттеснили к противоположному борту поляка, который шел, держа на руках раненого, и не успел дойти до остальных.

— Вот и подходящий момент, — прошептал он про себя. — Да помогут мне дьявол и Магомет!

Не различая в толпе ни герцогини, ни венецианцев, ни греков, которых тоже оттеснили к борту, он обернулся к врачу:

— Спасайся сам, обо мне не думай. Я позабочусь о раненом. И давай быстрее, иначе тебе не достанется места в шлюпке.

Он удостоверился, что его никто не видит, поскольку в этот момент палубу заволокло дымом, быстро перелез через борт, крепко держа бесчувственное тело виконта, и решительно прыгнул в море. Они ушли под воду, подняв тучу брызг и пены, а вынырнул поляк уже один.

— Пусть теперь его выловят, — пробормотал негодяй себе под нос. — В конце концов, он и так был почти мертвец, и вряд ли даже знаменитый табиб смог бы его спасти.

На поляке была тяжела кираса, сбоку болтался меч, и потому он энергично поплыл к галере, обогнув ее с носа.

Он стремился доплыть до шлюпок, которые отчаливали от судна с другой стороны и уже выходили в открытое море.

Одна из шлюпок только что отчалила, в ней сидело с полдюжины мусульман.

— Ко мне, матросы! — крикнул поляк. — Не дайте погибнуть капитану янычар!

— Мы и так перегружены, — ответил чей-то голос.

— А ну, остановитесь, канальи, иначе я отрежу вам уши! Меч еще при мне!

— Одно местечко есть! — отозвался другой голос. — Залезай, капитан.

^{Он быстро перелез через борт, крепко держа бесчувственное тело виконта, и решительно прыгнул в море.}

Поляк отлично плавал, а потому в четыре гребка достиг шлюпки, и моряки помогли ему забраться.

— Гребите прямо к берегу, — быстро сказал он. — Получите пятьдесят пиастров премии.

Он устроился на корме, взял в руки румпель, и шлюпка пошла к берегу, до которого было миль пять-шесть.

Когда они огибали корму галеры, поляк увидел, как в шлюпку спускалась герцогиня, которую охранял Эль-Кадур.

— А остальные пусть себе горят, — пробормотал он. — Мне важно, что она осталась жива. Гребите! И не позволяйте себя догнать, иначе нас потопят!

Галера и галиот горели, словно две серные спички. Огонь, с которым больше никто не воевал, быстро распространялся и уже добрался до мачт.

Занялись паруса и реи, засыпая палубы горящими головешками и лохмотьями парусины.