А на верхней палубе кипела ожесточенная борьба: турки дрались за места в шлюпках, которых не хватало на всех.
Время от времени кто-то падал в воду, а кого-то и сталкивали, и в клубах дыма и отсветах пламени раздавались испуганные крики.
Когда же на оба пылающих корабля подул ветер, стало видно, что по фальшбортам, как призраки, озаренные адским пламенем, мечутся люди в горящей одежде.
Старый седобородый помощник капитана, смертельно бледный, стоял навытяжку на салинге пылающей, как факел, грот-мачты и широко открытыми глазами глядел на пламя. Похоже, он сошел с ума. Беспорядочно жестикулируя, он все повторял знаменитые слова Селима I:
— Вот жаркое дыхание моих жертв! Я чувствую, оно уничтожит и ислам, и мой сераль, и меня самого!
Стоя на корме с румпелем в руке, поляк с ужасом наблюдал эту жуткую сцену, а турки изо всех сил налегали на весла.
И галера, и галиот были объяты пламенем от носа до кормы, от трюма до салингов.
Реи с грохотом падали вниз, калеча или убивая всех, кто еще оставался на борту и не решался броситься в воду. Рушились фальшборты, лопались стекла палубных надстроек, летели в море обломки батарейной палубы и куски обшивки, а посреди этого ада раздавался испуганный вой тех, кто остался в живых.
Все шлюпки, нагруженные сверх всякой меры, спешили отойти от галеры, не заботясь об оставшихся на борту матросах, которые теперь целыми группами бросались в воду под дождем горящих обломков, летевших с мачт.
Поляк, внимательно смотревший по сторонам, заметил и шлюпку, в которую села герцогиня с христианами, и ту, где сидел Метюб.
— Я был бы больше доволен, если бы проклятый турок сгорел, — пробормотал он, нахмурив лоб. — Этот тип может все испортить. Ну да ладно! Неугодного всегда можно потихоньку убрать: нож в спину между лопаток — и дело сделано. А впрочем, кто знает? Может, удастся сделать из него ценного союзника, а также…
Его рассуждения прервал мощный взрыв, напугавший экипажи шлюпок и поднявший волну. На галиоте загорелся и взорвался склад боеприпасов. Мачты маленького парусника завалились, а сам он раскололся на части. Все, включая галеру, заволокло густым облаком, а потом галиот стал стремительно погружаться носом вверх, обнажив бушприт, на котором еще висели кливера.
— Скоро и второй отправится туда же, — проворчал поляк. — Эй, матросы, шевелитесь, навалитесь на весла. Через полчаса будем на берегу.
Матросы-мусульмане вряд ли нуждались в том, чтобы их подбадривали. В страхе, что их настигнут те, кто пустился вплавь, они налегали на весла, упираясь ногами в скамьи.
Легкая шлюпка впереди всех летела по волнам, оставив за собой ту, в которой сидела герцогиня. Греки тоже гребли изо всех сил, стремясь достичь суши быстрее, чем мусульмане, и попытаться убежать.
Около трех часов утра, когда галера тоже начала тонуть, поляк выпрыгнул из своей шлюпки на берег. За узкой береговой полосой громоздились высокие скалы. Они обрывались почти отвесно, и казалось, не было никакой надежды их пройти.
— Надо подготовиться сыграть страшную роль и изобразить ужас и отчаяние, — прошептал кондотьер, который, несмотря на все свое нахальство, выглядел очень бледным. — Как воспримет герцогиня весть об исчезновении виконта? Поверит ли она мне?
К берегу одна за другой приставали еще шлюпки.
Шлюпка герцогини шла все время впереди, шлюпка, где сидел Метюб и полторы дюжины матросов, не отставала от нее ни на шаг. Остальные четыре шлюпки, сильно перегруженные, пришли намного позже.
— Уж лучше бы море поглотило их все, кроме шлюпки герцогини, — прошептал Лащинский. — А теперь я уж и не знаю, когда и как удастся избавиться от этих пиявок.
Шлюпка, где находились христиане, причалила в двадцати шагах. Кондотьер приготовился играть роль и уже прижал к груди намокшую одежду, с которой ручьем стекала вода.
Элеонора выскочила на берег первая и, видимо, сразу догадалась, что случилось несчастье, потому что лицо ее помертвело.
— А где виконт? — выкрикнула она, подбежав к поляку.
— Как! — воскликнул тот, изображая крайнее удивление. — Его разве не спустили в вашу шлюпку?
— Кто?
— Турки и врач, которым я его поручил, когда меня оттеснили к борту какие-то негодяи и попытались вырвать его у меня из рук, чтобы бросить в море.
— Господи! — крикнула герцогиня, пошатнувшись и схватившись за сердце. — Так он был не с вами?
— Был, синьора, но я был вынужден обороняться от этих душегубов, которые пытались его убить. Как видите по состоянию моей одежды, они напали на меня и сбросили с галеры.
— Значит, он погиб! — воскликнула несчастная женщина и упала на руки подоспевшего Перпиньяно.
— Давайте дождемся остальных, синьора, — сказал поляк. — Может быть, его забрал в свою шлюпку Метюб.
Но герцогиня его не слышала. Она не подавала никаких признаков жизни: казалось, ужасное известие убило ее в одночасье.
— Синьора умирает! — крикнул испуганный Перпиньяно.
— Это всего лишь обморок, — сказал папаша Стаке. — Еще бы! Такое услышать…
— Отнесите ее скорее в шлюпку, лейтенант. Эль-Кадур, помогите ему.