Карьеристы

И она снова рассмеялась. Но теперь смех ее не был уже похож на прежний — веселый и беззаботный. Смеялась она отрывисто, как-то натянуто, даже горечь слышалась в этом смехе. Домантас улыбнулся беспомощно и виновато. В смехе Юлии промелькнуло нечто, напомнившее ему о минувшем счастье, о разочаровании, о мучительной непоправимой ошибке, которую теперь не смогут исправить ни время, ни забвение.

— Тому, кто уволил меня из министерства, я только благодарна, — отсмеявшись, заговорила хозяйка, более твердо и по-прежнему искренне. — Честно говоря, я и не знаю толком, кто был главным инициатором этого дела, но уж во всяком случае не вы.

— Вижу, что вам нечего жалеть об оставленной службе. Вы теперь не только самостоятельны, но и богаты.

— Если бы единственной причиной моей нынешней самостоятельности было лишь богатство, то не следовало бы особенно гордиться. Капитал у меня не бог весть какой, хотя небольшой оборот и есть. Я на свое занятие смотрю несколько шире, так сказать, через стены нашего заведения… Когда меня стали преследовать за мои идеи, я поняла одну вещь, поняла, что чиновники благополучия нации не создадут и самостоятельно мыслящие люди из них не вырастут. Чиновники — современные рабы. Не согласны? Я в этом убеждена. Никто еще и не собирался меня увольнять, а я уже сама решила улучить момент и удрать из министерства. Не могла я больше служить. Там мои убеждения, мой образ мыслей понемногу начали сковывать меня просто цепями, какими-то железными обручами. Поверьте, господин Домантас, в министерстве мне было тесно, узко, тяжко, словно что-то душило меня, более того — прямо убивало. И все крепла во мне надежда свободы. Я сказала себе: личность должна быть совершенно свободной, абсолютно ни от кого не зависимой…

— Вы до сих пор еще склонны к анархизму, — укоризненно заметил Домантас. — Я же служу и ничего подобного не испытываю. Хотя, честно говоря, кое в чем тоже разочаровался…

— Когда к власти придет другая партия, разочаруетесь еще больше!.. А вот и кофе! Прошу. Так, по-вашему, я анархистка? Прекрасно же вы обо мне думаете!.. Может, лимон?.. Нет, я признаю и порядок, и власть: все это необходимо для общества. Но у меня есть свои мысли, свой внутренний мир, как у всякого другого человека. Только бессловесный скот ни о чем не думает. Тянет свой воз, да и то лишь потому, что нацепили на него хомут и лупят кнутом по спине. А человека кнут поразительно быстро превращает в дурака. Не правда ли?

— Вы мыслите крайностями…

— Таков уж женский разум. Чуткость тому виной, чуткость? Что, бишь, я хотела сказать?.. Ах да! Государство должно заботиться о том, чтобы люди не спекулировали своими убеждениями, своей совестью, потому что это начало любых мерзостей. Кто сегодня продает собственную честь и свободу, тот послезавтра продаст и родину. Разве не так, господин Домантас?

Она говорила живо, хотя временами и непоследовательно. Быстро загоралась, глаза сверкали, потом вдруг губы начинала кривить злая усмешка, в словах слышалась ирония; говорила она умно, остро, оригинально и всегда свободно, без страха и сомнений. И хотя голос у нее от природы не так уж звонок и чист, слушать Юлию было приятно. Чувствовалось, что эта не отличающаяся особой красотой, но интересная и симпатичная женщина — истинная интеллигентка.

Теперь Домантас был уже доволен своим визитом. Он отставил чашечку, взял сигарету.

— Приобретая опыт, молодежь часто по собственной воле меняет прежние взгляды, так сказать, идет в позитивном направлении. Может быть, и за это вы станете винить правящую партию? — заговорил он после короткой паузы, удобнее усаживаясь на стуле.

— О, тут совсем другое! — живо возразила она. — Пересмотреть свои взгляды, отыскать для себя более верные принципы — дело похвальное… но когда они меняются не ради карьеры! Наиболее ценно то мировоззрение, к которому после долгих раздумий приходишь самостоятельно. Взгляды человека не стоят на месте. Я и сама теперь многое понимаю иначе, чем в юности…

Домантас взглянул на нее, заинтересовавшись последней фразой.

— Правда? А я и не заметил! Вижу, что вы теперь гораздо смелее говорите и гораздо смелее думаете, но сдается мне: по-прежнему социалистка и атеистка.