В скором времени председатель комитета приказал начальникам всех отделов собрать служащих министерства на заседание. Все послушно пришли, так как догадывались, что может повлечь за собой отказ явиться. Открывая заседание, председатель сообщил, зачем созвал их.
— Наш министр имеет много заслуг перед нацией и государством, он известный борец и деятель, не раз рисковавший чуть ли не головой ради счастья отечества. Ныне он отмечает свое славное пятидесятилетие. Вся страна готовится соответствующим образом отпраздновать эту дату, и, конечно, служащие под его руководством в первую голову должны участвовать в этом празднестве, предпринять что-то достойное столь знаменательного события…
Далее директор предложил собрать определенные средства, пусть-де каждый чиновник жертвует сколько хочет и сколько может, но не менее десяти литов. Комитет подготовил специальный подписной лист и сейчас же пустил его по рукам. Все присутствующие обязаны вписать после своей фамилии сумму взноса. Когда подписка будет закончена, лист покажут самому министру.
— Может, кто-нибудь возражает против этого предложения?
Все молчали. Принято единогласно. Лист пустили по рядам. Первым подписался новый директор, поставив против своей фамилии цифру 200. За ним вписывали сумму другие директора, референты, бухгалтеры, секретари канцелярий и все прочие. Каждый стремился не ударить лицом в грязь, — прочитав, кто сколько пожертвовал до него, покосившись на председателя и смахнув пот, люди спешили вывести соответствующую цифру.
Домантас со все возрастающим гневом поглядывал на нового директора. Его так и подмывало срезать подхалима, поставить его на место, осмеять. Но он сдерживался. Однако, когда сидевший рядом референт протянул лист ему, Домантас, залившись краской, отстранил бумагу и сердито пробормотал:
— Как-нибудь без меня…
Взгляды председателя комитета и Домантаса скрестились.
Подписной лист еще передавали из рук в руки, а собравшиеся уже начали шепотком обсуждать, какой дар преподнести юбиляру.
Сначала вслух никто не высказывался. «Младшие» посматривали на «старших», «старшие» переглядывались между собой.
— Ну, уважаемые, кто просит слова? — торопил их председатель. — Итак, что же мы подарим нашему уважаемому министру?
— Дорогую картину! — предложил наконец кто-то.
— Автомобиль! — возразил чиновник, сидевший на подоконнике.
— На автомобиль у нас не хватит, а от картины — никакого проку. Предлагаю преподнести несколько хороших сервизов, — сказал практичный бухгалтер, обращаясь даже не к собранию, а лишь к председателю юбилейного комитета.
— Дельное предложение! — поддержал его один из недавно пришедших в министерство чиновников.
— Сделаем нашему шефу, а главным образом — госпоже министерше, сюрприз: купим несколько сервизов — обеденный, чайный, кофейный. Короче говоря, полный набор посуды, необходимый в порядочном доме.
— А ночные горшки? — не выдержал кто-то и тут же смолк, спрятался за спины.
— Попрошу серьезнее! — сердито прикрикнул председательствующий, заметив кое у кого иронические улыбки.
— Разрешите?.. Я считаю, что в такой великий день, по такому, скажем, важному случаю наш подарок должен быть особенно значительным, должен отвечать значению события, должен иметь некий символический смысл, напоминать о заслугах господина министра, должен означать, скажем… что-нибудь этакое, национальное… — торжественно декламировал член юбилейного комитета, сопровождая свои слова величавыми жестами.
— Кажется, здесь есть рациональное зерно!
— Что же, по-вашему, могло бы иметь такой особый и глубокий смысл? — выкрикнули с места.
— Важно еще, — продолжал оратор, не обращая внимания на реплику, — важно, чтобы наш дар всегда стоял на видном месте, ну, скажем, в квартире господина министра. Сервизы сунут в буфет, закроют дверцы, и все… А я предлагаю купить… не помню фамилии скульптора… одним словом, фигуру «Пахаря»! Дадим прибить серебряную табличку, на которой, скажем, будет выгравировано: «Пахарю отечественной целины, ветерану нации, господину министру…»
— Это только обидит господина министра! — прервал его речь начальник канцелярии. — Видел я эту скульптуру, никуда она не годится! Лошадь — одни кости. Не лошадь, а какая-то жалкая кляча.
— Важна не лошадь — важна идея, — парировал член комитета.
— У кого еще есть предложения? — спросил председательствующий.
Но других предложений не было. Все смотрели на председателя комитета и ожидали его решения. К тому же подписной лист вернулся в президиум, и всем было интересно узнать, какую собрали сумму. Наскоро прикинули на счетах и объявили:
— Семь тысяч шестьдесят пять литов.
Слово вновь взял председатель комитета: