Карибские дневники Аарона Томаса, 1798 - 1799

Миссис Берд (тетка) – у мистера Такера, №9, Барбикан

NB: мистеру Берду перечислены призовые деньги за корабль L’Intrepid, американский бриг «Юнион» и французскую шхуну L’Invariable

Письмо к брату Джону Томасу, без даты

Дорогой брат,

Твое письмо от тринадцатого марта я получил на почте Мартиники десятого июня, и я благодарен, что ты продолжаешь писать мне. Переступая через бездну между нами, я искренне скажу, что твое письмо действительно заставило меня обеспокоиться. Почувствовать, как пишет отец перед опасением разлуки с любящей женой и четырьмя детьми; это, очевидно, не пустяки. Та нежность, с которой ты говоришь о миссис Томас и своем потомстве, не может не привлечь внимания. С обычными кровными узами, несомненно, так и получается.

Твои слова, когда ты пишешь «Сказать по правде, она трудолюбивая, заботливая и хорошая хозяйка, жить с которой любой человек почтет за счастье и какой бывает добрая мать своим детям. Поэтому, если что-то случится со мной, запомни слова выше, они истинны. Если ты сможешь каким-либо способом помочь подготовить моих дорогих детей для жизни в большом мире, я льщу себе, что твои добрые дела не будут желать лучшего», откровенно говоря, заставляют меня сознаться, что твоя манера говорить так вдохновенно вызвала в моей памяти полузабытые воспоминания о твоих домашних делах, случившихся из-за происшествий на Пэнтон-стрит. Она помогла вытянуть на свет мои старые, пыльные мысли о таких вещах, как кровные узы и узы природы, и заставила меня отнестись к ним с уважением и полностью отдаться воспоминаниям о семнадцатом июня 1786 года, о дне твоей свадьбы с мисс Лейн. Когда наша компания завтракала на Оксфорд-стрит. Присутствовала при затягивании священного узла в церкви Мэрилебон. Как мы катались на карете, запряженной четверкой лошадьми через Гайд-парк. Как мы лакомились лимонадом, творогом, негусом[1] и пирогом в «Белом Олене» у Крэндфордского моста. Посещали дворец нашего Короля в Виндзоре и глядели на город с круглой башни. Наш ужин в Дворцовой таверне. Наше возвращение через Дэтчет, Коулбрук и т.д. Чаепитие и шоколад у Крэндфордского моста. И, наконец, наше прибытие в твой дом на улице Сен-Джеймс. Я повторюсь, твои возвышенные выражения о твоей жене и детях вызвали в моей памяти самые обычные события того дня. Они пришли так ясно, словно произошли всего лишь тринадцать дней назад, а не тринадцать лет, которые прошли с тех пор, как ты соединил свою судьбу с миссис Томас.

Я совершенно не собираюсь льстить, я слишком стар для этого, но твои слова говорят мне, что ты счастливый человек; и твоя история – тебе утешение. Она показывает, чего можно добиться, если руководствоваться обычной честностью и непритворной нравственностью. Благочестивая жена добродетельного человека никогда не будет нуждаться. Дети праведных родителей никогда не смогут оказаться в нужде. Если ты умрешь и оставишь своих детей совсем юными, вспомни, как вороны с небес кормили пророка Илию. Это похвально пристально следить за своими детьми, но мне представляется очевидным, что натура руководствуется в таких делах скорее инстинктом, и лишь потом осознанием родительства.

Моя жизнь за эти шесть лет привела меня к мысли, что я встречался с разными народами и людьми чаще, чем ты, и я часто удивлялся, когда видел людей, живущих в изобилии и наслаждающихся всеми отрадами жизни, хотя история их жизни была такова: их родители умерли, когда они были маленькими, затем они уехали в другую страну, имея лишь чуть больше денег, чем хватило бы на проезд в чужую землю, и провидение улыбнулось их одиночеству и подарило им богатство. Я встречал таких в Кадисе, Лиссабоне, Неаполе, Мессине и Анконе, и много слышал о людях подобного сорта.

Мы должны делать все, что можем, ради наших жен и детей, но Бог даст им бесконечно больше. Если я переживу тебя, то никогда не перестану оказывать благодеяния этим дорогим душам, которых ты можешь покинуть.

Твое нездоровье может быть одной из тех болезненных меток, которыми наш Создатель метит нас, чтобы мы чаще думали о нем, но я надеюсь, что сейчас ты уже полностью выздоровел.

Что до меня, то я никогда не болел, но большинство волос на моей голове поседели, и теперь я считаю, что это радостное обстоятельство. Это принесло мне больше пользы, чем все проповеди, которые я когда-либо слышал. Оно похоронило мою гордость. Утолило мою зависть, которая когда-либо у меня была. Научило быть скромным, глядеть благосклонно на земные вещи, не иметь надежды большей, чем уединиться в одинокой тени раскидистых деревьев, вдалеке от взгляда и ушей назойливых людей.