Несравненно больших жертв и забот стоило ему другое наследство, также оставленное ему «Народом». 1 апреля 1859 г. Карл Фохт разослал из Женевы лондонским эмигрантам, и в том числе Фрейлиграту, программу поведения германской демократии в итальянской войне. Он приглашал их сотрудничать в духе этой программы в новом швейцарском еженедельнике. Фохт был племянником братьев Фоллен, которые играли заметную роль в студенческом движении; во франкфуртском Национальном собрании он вместе с Робертом Блюмом был лидером левой, и в последние минуты умирающего парламента был даже назначен одним из пяти имперских регентов. Теперь он занимал в Женеве кафедру профессора геологии и являлся вместе с Фаци лидером женевских радикалов, был депутатом от Женевы в швейцарском сословном совете. В Германии он поддерживал память о себе усердной агитацией в пользу умеренного естественнонаучного материализма, который впадал в ряд заблуждений, как только переходил в область истории. Фохт излагал свои воззрения «с мальчишеской шаловливостью», как метко выразился Руге, и любил дразнить филистеров циничными словечками. Но когда он дошел до фраз вроде следующей: «Мысли находятся в таком же отношении к мозгу, как желчь к печени или моча к почкам», то даже его ближайший единомышленник Людвиг Бюхнер восстал против подобных приемов просвещения народа.
Фрейлиграт просил Маркса высказать свое суждение о политической программе Фохта и получил лаконический ответ: «Болтовня». Несколько подробнее Маркс писал о программе Фохта Энгельсу: «Германия отказывается от своих внегерманских владений. Не оказывает поддержки Австрии. Французский деспотизм преходящий, австрийский — длительный. Обоим деспотам предоставляется истечь кровью (заметна даже некоторая склонность к Бонапарту). Германия сохраняет вооруженный нейтралитет. О революционном движении, как то знает Фохт из наилучших источников, нечего и думать при нашей жизни. В результате, как только Австрия будет разрушена Бонапартом, начнется само собой имперско-регентское умеренное национал-либеральное течение в нашем отечестве, и Фохт еще, пожалуй, сделается прусским придворным шутом». Подозрения, на которые Маркс намекал уже в этих строках, превратились у него в уверенность, когда Фохт издал пока еще не задуманный им еженедельник, а лишь «Очерки современного положения Европы»; духовная связь этой книги с бонапартовскими лозунгами была несомненная.
Кроме Фрейлиграта, Фохт обратился также к Карлу Блинду, баденскому эмигранту, который был в дружбе с Марксом с революционных годов, и напечатал статью в «Новом рейнском обозрении». Блинд не принадлежал, однако, к ближайшим единомышленникам Маркса, а был одним из тех «серьезнейших» республиканцев, для которых «баденский кантон» все еще являлся пупом земли. Энгельс любил подшучивать над этими «государственными мужами», убеждения которых, при всей их мрачной возвышенности, сводились обыкновенно к неизмеримому преклонению перед собственным «я». Блинд стал разоблачать Марксу изменнические происки Фохта и утверждал, что у него имеются доказательства, что Фохт получил от Бонапарта субсидию на агитационные цели. Он хотел подкупить одного южнонемецкого писателя за 30 000 гульденов, и в Лондоне им тоже были сделаны попытки подкупа: уже летом 1858 г. в Женеве, в беседе между принцем Жеромом Бонапартом и Фаци с его сотоварищами, обсуждался вопрос об итальянской войне, и русский великий князь Константин намечался даже будущим королем Венгрии.
Маркс вскользь упомянул об этих сведениях, когда его посетил Бискамп, чтобы просить его о сотрудничестве в «Народе»; при этом он прибавил, что южногерманцам свойственна манера сгущать краски. Не спросясь Маркса, Бискамп использовал кое-что из сообщенного Блиндом и написал статью с остротами в «Народе» об имперском регенте, предавшем империю; один экземпляр этого номера он послал Фохту. Фохт ответил в «Бильском торговом курьере», напечатав там «Предостережение» рабочим с изобличением «клики беженцев, которые были известны прежде среди швейцарских эмигрантов под кличкою „щеточников“ или „серной банды“», а теперь собрались в Лондоне под руководством своего предводителя Маркса, чтобы плести заговоры среди германских рабочих. Эти заговоры уже с самого начала известны континентальной тайной полиции и, наверное, вовлекут рабочих в беду. Маркс не стал волноваться из-за «этой свинской статейки» и предоставил «Народу» разделаться с нею.