Карр

Когда он выследил того, кто, как он считал, был ему нужен, то уж не терял из виду ни днем, ни ночью, по крайней мере, надолго. Это было не очень трудно, Карр просто переходил с места на место, скрываясь в мелколесье на теснящих город холмах, а иногда — по старой памяти — скорчившись в больших валунах, или, изредка, даже в пустующих домах на окраине. Человек часто и подолгу ходил в пределах поселения, но там Карр не хотел его трогать, да и не мог — нужно было иметь в относительной близи каменный монолит, достаточно большой, чтобы свободно вместить старое Каррово тело; все валуны были слишком малы и находились в опасной близости от жилья, людские же строения, большей частью, как, правда, выяснилось, каменные, для этого все же не подходили.

Однако человек также часто и надолго ходил вглубь долины к каменоломне и дальше, лощиной, к вершине пологого холма с древними дубами на ней. Это было очень хорошо: в каменоломне разрабатывалась и открывалась лишь часть громадного скального массива, уходившего под холмы; собственно, они и холмами–то были потому, что прикрывали толщей земли, как кожей, древние скалы под собою. Спрятаться и появиться оттуда было для Карра делом нескольких мгновений.

В решающий момент, когда Карр был уже полностью готов к совершению задуманного — он видел уже, что избранный им человек полностью растерян, чувствуя его, Карра, мощь и направленное на себя сосредоточенное внимание (и это было очень хорошо, потому что лишало его воли к занудному сопротивлению) — в этот последний момент Карру вдруг захотелось, чтобы тот сначала увидел его, воочию, прекрасного и могучего, чтобы он понял, пусть и не сразу, и не вполне — насколько счастлив жребий, отдающий его для служения высшей, недоступной никому из других людей силе… «Кстати, это может сделать его более покладистым», — подумал Карр, и на минуту показался на тропинке в лучах нелюбимого им солнца.

…Теперь же фонтан, водопад человеческих сил и чувств заливал его, грозя смести, потопить, увлечь за собою в бездну присущего всем этим тварям хаоса. Однако в этот раз он уже ощущал, что способен справиться с ним, направить этот поток в уготовленное для него русло, заставить работать, давать новые грани его, Карра, сущности, отдавать ему, Карру, накопленный опыт и знания, управлять телом от его имени и по его приказанию, исполняя роль послушного наместника при мудром и могучем монархе.

Итак, что же? — начал обследование Карр — и на лице, сохранявшем вполне человеческие и узнаваемые черты, раскрылись и заполыхали темным пламенем нездешние его глаза. Первым долгом стал он осторожно проверять надежность связи человеческого сознания со своим собственным — крепка ли? не нарушится ли установленное им владычество превосходящего разума, пав жертвою какой–либо случайности, какого–то внешнего, неучтенного, быть может, влияния? Вскоре он понял, что все сделал верно — человеческая сущность, личность, а вместе с нею составляющие ее опыт, знания, привычки и связи с внешним миром, отныне и навеки скованы его несгибаемой волей и неведомым этой земле могуществом. Далее он стал, уже не торопясь, пробовать управлять новым телом, двигать конечностями, поворачивать голову, но это получилось не очень хорошо — у него не было опыта, и тело задергалось, точно тупая кукла–марионетка, раз виденная Карром на ярмарке, куда он пробрался для наблюдений за людьми; Карр не любил вспоминать о том случае. Тогда он решил поступить иначе — теперь он немного отпустил бразды, державшие в порядке и повиновении человеческое естество, предоставил ему действовать самостоятельно, только по временам давая направление и следя, чтобы оно не нарушалось. Карр, конечно, не мог знать, что так, скажем, поступает и всякий опытный возница, отпуская вожжи и давая лошади самой потихоньку идти, находить правильную дорогу, выходить к жилью… Результат превзошел все его ожидания: человек сам, нисколько не подергиваясь и не шатаясь, как это было только что, плавно провел рукою по лицу, по глазам, развернул поникшие было плечи, вздохнул полной грудью, и вслух произнес задумчиво — не резким и хриплым — а молодым и чистым голосом:

— Теперь я — человек по имени Карр…

Карр, спрятавшись в самой глубине его существа, с удовлетворением наблюдал.

Умение владеть им и направлять по своей воле, не напрягая даже сотой доли разума и сил — в точности, как это было с прежней неживой, не имеющей ничего своего, оболочкой — приходило с поразительной быстротой. Карр уже довольно бодро шагал дальше, вниз по тропинке, ведущей прочь из проклятой лощины, по возможности избегая все еще не ушедшего оттуда солнца; человеческая рука без всякой видимой цели шевелила ветви орешника и приглаживала волосы — Карр не препятствовал, хотя и не понимал; пусть ее. Выйдя из лощины окончательно и ступив в пыль ведущей к людскому поселению дороги, Карр решил остановиться и продолжить прерванную на время инспекцию своего нового обиталища. Было, вероятно, часов около шести — всё доселе небывалое под этим небом превращение заняло какие–то полтора часа.