Карт-Бланш для Синей Бороды

Сев в постели, я прислушалась. Что это за звуки? Не волынка, нет. Чьи-то стоны… Помедлив немного, я слезла с кровати, подкралась к двери, открыла её и выглянула в коридор. Пусто и тихо. Показалось…

Но не успела я вздохнуть с облегчением, как старый замок прозвучал новым стоном. Эхо подхватило его, разнося по этажу, а потом опять всё стихло.

– Кто здесь? – позвала я, и голос мой прозвучал почти писком.

Мне никто не ответил, я долго вглядывалась в темноту, но ничего подозрительного или странного не увидела. Да и стоны прекратились. Неужели, мне почудилось?

– Все страхи человек придумывает сам, – повторила я слова Вильямины, накинула халат и заставила себя выйти в коридор и пройти до лестницы.

Никого. Так и с ума сойти недолго, выдумывая бог знает что.

Вернувшись в спальню, я забралась в постель, снова пытаясь согреться.

Мне показалось, я едва закрыла глаза, как рядом со мной объявилась Барбетта, поднимая шторы и впуская в комнату серый утренний свет.

– Доброе утро, миледи! Еда на столе, ваш супруг скоро спуститься к завтраку.

– Сейчас буду, – пробормотала я, мало что понимая спросонья.

Завтрак в замке Конмор был таким же невкусным, как и ужин. Барбетта подала жирную масляную овсянку с потрохами и серый хлеб. Даже когда мы особенно бедствовали, мама никогда не подавала такой хлеб. И всегда старалась, чтобы еда была вкусной. Но в Конморе, похоже, ценили совсем другое.

Многочисленные собаки крутились тут же, тычась в ноги мокрыми носами и выклянчивая еду. И отец, и дочь время от времени бросали им то ломти хлеба, то куски мяса из собственных тарелок.

Солонина была вымочена плохо, поэтому каша показалась мне пересоленной, но граф уплетал её с завидным аппетитом, держа ложку в левой руке и откусывая от толстого ломтя хлеба. Причем делал он это странно – сначала клал ложку, потом брал левой рукой хлеб, потом клал хлеб и брал левой рукой ложку. Мне непонятны были такие манипуляции, и я решила, что с правой рукой графа что-то более серьезное, нежели обет «для супруги». Можно хранить правую руку для супруги, но ложку-то держать это не помешает? Возможно, просто граф поранил правую руку и не хочет об этом говорить. С другой стороны, в Ренне жила уважаемая госпожа Коппелия, которая тоже не пользовалась правой рукой несколько месяцев после того, как прикоснулась к священному гробу в Святой Земле. Каждый волен делать со своими руками, что ему угодно, поэтому я решила оставить странности и секреты графа на его совести.

Я съела несколько ложек каши, чтобы не выглядеть невежливой, и намазала ломтик хлеба маслом – такая пища пришлась мне больше по душе.

Зато Вамбри с размаху шлепнула ложку в чашку, отчего каша так и полетела во все стороны. Отец без слов наградил ее крепким подзатыльником.

– Не буду это есть! – Вамбри воинственно выпятила подбородок.

– Тогда свободна, – сказал де Конмор ровно, избегая смотреть на меня.

Было видно, что ему неловко за поведение дочери.

– Черта с два я уйду голодная, – заявила юная леди. – Вели, чтобы отправили за конфетами, вчерашние кончились.

– На следующей неделе их получишь, – ответил граф. – Пока у меня нет дел в Ренне, незачем гонять людей ради пустой забавы.

– За неделю я умру с голоду, – сказала Вамбри, поглядев на меня исподлобья и с ненавистью, – и люди скажут, что это мачеха меня заморила!

От неожиданности я уронила кусочек хлеба с маслом на колени, запачкав маслом платье.

Вамбри пронзительно расхохоталась, потешаясь над моей неловкостью.

– Ещё слово, – пообещал граф, – и ты будешь есть у себя в комнате. Изволь вести себя прилично.

– Прилично? – фыркнула Вамбри. – Ей сколько лет?

Граф посмотрел на меня, явно припоминая, сколько же мне.

– Девятнадцать, – сказала я спокойно, вытирая платье полотенцем, поданным Барбеттой.

– Девятнадцать! Она всего на три года старше меня! – резкий голос Вамбри звучал, как надтреснутый колокольчик. – И ты будешь говорить мне о приличиях?!

– Пошла вон, – сказал де Конмор, откусывая ещё хлеба.

Вамбри вскочила и убежала, опрокинув стул.

За столом повисло неловкое молчание.

– Мне подавать младшей леди еду в её комнату? – осторожно спросила Барбетта.

– Не стоит, – поспешила вмешаться я. – Не будем обращать на это внимания…

– Пусть ест в своей комнате, – сказал граф, не слушая меня.

Он выскреб остатки каши из чашки и тоже вышел.

Я осталась за столом в одиночестве, и Барбетта пододвинула мне чашку с чаем, делая вид, что ничего особенного не произошло.

Глядя в грубую чашку, что она подала мне, я размышляла о том, что случилось. Если бы граф предупредил, что в Конморе его ждет уже взрослая дочь, я могла хотя бы прихватить для неё подарок, чтобы установить если не добрые отношения, то предотвратить войну. А то, что будет война, я уже не сомневалась.

– Юная леди любит шоколад? – спросила я у Барбетты, намеренно называя Гюнебрет юной леди, хотя была ненамного её старше.

– С ума по нему сходит, – подтвердила домоправительница, – милорд всегда привозит ей конфеты, ведь что-то другое она есть отказывается – потому и худая такая, как палка. Всю душу она милорду вымотала своими капризами…