– Вы слышали, что слышали! – я горячилась всё больше. – И лучше бы вам убраться из нашего города, если не хотите, чтобы я написала прошение королю, чтобы вас выпороли и выгнали вон, как чумную собаку!
– Какие громкие слова, – сказал он мягко, но ничуть не испугался. – Но что вы можете сделать, кроме как сотрясать воздух громкими словами?
В этот момент я возненавидела его так, что сама испугалась своих чувств. Может, даже пары дьявольского снадобья действуют на человека?
– Вы продаете смерть за золото, – сказала я, стараясь держать себя в руках. – Это низко, это подло, и недостойно благородного человека.
– Если люди платят за смерть, значит, она этого стоит, – возразил он.
– Они не знают, что это – смерть!
– Тем хуже для них. Пусть глупцы платят… и умирают.
– Вы – жестоки, – еле выговорила я.
– Нет, вовсе нет, – покачал он головой. – Если бы я был жестоким, то сбросил бы вас сейчас с лестницы, дерзкая девчонка.
Я ахнула и попятилась.
– Вы свернули бы себе шею, но всё списали бы на несчастный случай.
Позади меня был стол, и попятившись еще на два шага, я налетела на него, опрокинув тяжелый кованый подсвечник.
– Но я не жесток, – продолжал Сильвани, сжимая и разжимая руки – они у него были сильными, с широкими ладонями и крепкими, длинными пальцами, – поэтому позволю вам уйти сегодня. Но если вы ещё раз откроете свой ротик и скажете нечто похожее на то, что сказали мне сейчас, мне придется принять меры.
Он шагнул ко мне, и в следующую секунду я схватила со стола подсвечник и ударила Сильвани. Вернее – попыталась. Я метила ему в голову, но он был слишком высок, а подсвечник – слишком тяжел. Сильвани без труда увернулся и благоразумно отпрыгнул на безопасное расстояние.
– Не дурите, госпожа графиня, – прошипел он, – и убирайтесь, пока я не приказал слугам вас вышвырнуть.
– Не утруждайте себя приказами, – сказала я и грохнула подсвечником по стеклянным колбам и ретортам.
– Мерзавка! – процедил Сильвани сквозь зубы.
Я бросила подсвечник на пол, стремглав вылетела из кабинета, на одном дыхании пробежала по лестнице мимо толстой служанки, которая как раз поднималась, чтобы узнать, что за шум и звон стоит в кабинете хозяина, и отдышалась, лишь оказавшись на улице.
Морозный воздух охладил разгоряченные щёки, но не остудил моего гнева. Я шла к саням, мало что замечая вокруг. Стайка мальчишек, бежавших взапуски, выскочила из переулка прямо на меня. Я столкнулась с одним из них – маленьким крепышом, тяжёлым, как бочонок с грецкими орехами. Ахнув, я взмахнула руками и села на мостовую, неловко подвернув ногу. Мальчишки умчались дальше, сопровождаемые руганью Пепе, а я попыталась встать, но тут же снова ахнула из-за сильной боли в щиколотке.
– Госпожа графиня! Я сейчас! – крикнул Пепе, выскакивая из саней и привязывая коней к первому попавшемуся фонарному столбу.
Но помощь пришла гораздо быстрее. Рядом со мной появился Реджи. Не слушая моих возражений, он поднял меня на руки и перенес в сани. Усадив на подушки, он тут же приподнял подол моего платья, расшнуровал мой башмак и стащил его.
– Что это вы делаете, позвольте спросить?! – подскочил к нему Пепе.
– Проверяю, всё ли в порядке с миледи, – сердито ответил Реджи, даже не посмотрев на слугу, и сосредоточенно ощупывая мою ногу. – Между прочим, милорд поручил мне приглядывать за ней. Наверное, знал, что такой олух, как вы, с этим не справится.
Пепе замолчал, но смотрел недовольно, а Реджи заговорил со мной необыкновенно ласково:
– Ничего страшного, просто подвернула. Это не перелом. Приедешь домой – приложи лед, чтобы уменьшить боль.
Я кивнула, закусив губу. Слёзы сами собой закапали из глаз. Но теплые пальцы Реджинальда, массировавшие щиколотку, снимали боль.
– Да отойдите вы уже! – вспылил Пепе. – Помогли – и хватит!
Реджинальд нехотя отпустил меня, потом взял подушку с сиденья и подложил мне под ногу.
– Не обувайся, – он набросил мне на колени медвежью шкуру, которой я укрывалась в дороге, и помог накинуть капюшон, – побереги ногу несколько дней. И не плачь, – он смахнул слезинку с моей щеки, махнул рукой на прощанье и пошёл вниз по улице.
– Фанфарон! – прошипел Пепе, забираясь на облучок и беря вожжи.
Наш экипаж тронулся, и я случайно посмотрела в сторону. В самом конце улицы стояли другие сани. Возница натянул вожжи, повинуясь приказу пассажира, а тот приподнялся с сиденья, внимательно глядя на нас. Заметив, что обнаружен, он хлопнул возницу левой рукой по спине, и сани скрылись из глаз. Но даже на расстоянии я разглядела его, и ошибки быть не могло – это был граф де Конмор собственной персоной.
Когда мы вернулись в замок, я хотела сразу же подняться к себе в комнату, чтобы переодеться, освежиться и отдохнуть с дороги, но навстречу выскочила Барбетта.
– Милорд граф ждет вас в гостиной, миледи, – произнесла она торопливо, теребя фартук. – Просил сразу же зайти к нему, как приедете. Что-то очень важное, миледи.
– Хорошо, – я кивнула служанке, – передайте милорду, что я переоденусь и приду к нему…
– Поднимайся сюда немедленно! – прогремело сверху.
– Лучше пойти, – шепнула мне Барбетта.