Картинки нижегородского быта XIX века

Закупка, несмотря на наличие выданной государством крупной денежной ссуды, не обошлась гладко. Местную цену в уездах, не пораженных недородом, держали помещики на уровне 1 р. 60 коп. — 1 р. 65 коп. за пуд, в то время как рожь с доставкой из районов Северного Кавказа могла обойтись около 1 р. 40 к. Губернатор предложил нижегородским землевладельцам продать для Комитета рожь по 1 р. 32 к., т. е. по цене вдвое большей, чем средняя нормальная. На это предложение откликнулся только один помещик Зубов, уступивший земству по этой цене 4000 пудов. Приемлемое предложение сделал также Н. А. Бугров, выразивший готовность продать весь имеющийся у него хлеб по заготовительной цене 1 р. 28 к. без получения какой-либо для себя выгоды. Другой торговец — Блинов продал 40 000 п. по 1 р. 38 к. за пуд. Остальное потребное количество было приобретено, волей-неволей, на стороне — через земских агентов.

Купленный хлеб надлежало распределить. Но тут комитет натолкнулся на совершенно невероятное обстоятельство. Лукояновские земские деятели — Философов, Обтяжнов, Пушкин, Железнов, Бобоедов и другие, стали категорически утверждать, что в уезде голода нет и крестьяне в хлебных ссудах не нуждаются. «Помилуйте! — патетически восклицали они. — Какой вам голод?! Смотрите — свадеб крестьянских много, как никогда!». Действительно здесь наблюдался один из парадоксов русской жизни. В 1892 году парням «дешевле» было жениться, чем всегда. Девки «подешевели» благодаря тому, что кормить их было труднее, чем раньше. Обычная нижегородская «кладка» жениха за невесту с 50 рублей снизилась до 15–20 целковых, и небогатые мужики спешили женить сыновей.

Лукояновские «зубры» упорно сопротивлялись и открытию крестьянских столовых, организуемых на деньги частных жертвователей.

Эти выпады лукояновских земцев скоро поставили их в открыто враждебные отношения к губернскому Продовольственному комитету. Бесконечные отписки, отказы, пререкания, доносы, с одной стороны, и уговоры, увещевания, взыскания вплоть до отстранения многих лукояновских земцев от должностей — с другой стороны, вызвали длительное напряженное состояние, вошедшее в нижегородскую историю под именем «Лукояновской войны».

Победу в этой «войне», в конце концов, одержал Губернский комитет благодаря энергии лица, его возглавлявшего. Этим лицом оказался представитель государственной власти в Нижнем — губернатор Баранов.

Николай Михайлович Баранов — личность в высшей степени любопытная и оригинальная. Будучи в конце 60-х годов XIX века скромным морским офицером, он изобрел заряжавшееся с казенной части ружье, которое затем и было принято во всем русском флоте под именем барановского ружья. Это нововведение и несколько других, предложенных им в области углубления морского фарватера, создали ему некоторую известность, но мало отразились на служебной карьере.

Более широкая популярность Баранова началась с Русско-турецкой войны 1877 года.

11 июля, в самый разгар летних военных действий газеты облетело известие о победоносном бое небольшого русского военно-сторожевого судна «Весты» с первоклассным турецким броненосцем «Фетхи-Булендом». Неравный бой грозил гибелью русскому судну, но удачный разрыв русской гранаты на броненосце вывел его из строя. Капитан «Весты» Баранов был награжден высшим чином и орденом «Георгия». Спустя некоторое время после войны, герою поединка «Весты» с «Булендом» пришлось пережить ряд служебных неприятностей. В результате «ссоры» Баранова с морским ведомством, флотский мундир сменился гражданской формой министерства внутренних дел. Сухопутная служба бравого моряка началась с должности петербургского градоначальника в первых числах марта 1881 года.

Петербургская служба — полицейская деятельность — не отвечала потребностям кипучей, но прямодушной натуры Баранова. Меньше чем через год, по его просьбе, он был назначен ковенским губернатором, затем переведен в Архангельск, а в середине 1882 года уже в чине генерал-лейтенанта вступил в отправление должности нижегородского губернатора. Здесь в полной мере выявились свойства его живого темперамента и проявлялись в течение 14 лет так экспансивно, ярко и сочно, что даже спустя десятилетия рассказы и анекдоты об этом губернаторе не могли забыться в нижегородском обществе. Одним из ценнейших его качеств оказалось уменье передавать свою энергию подчиненным. Губернские чиновники считали его как бы электрической машиной, которая накаливает присоединенные к ней лампочки.

Во взаимоотношениях с окружающими новый губернатор строго соблюдал принцип быть близким и понятным тому, перед кем находился.

Говоря с простым народом, употреблял старославянские обороты языка. Россию называл Русью, крестьянина — пахарем, село — весью. В разговоре с высшими слоями чиновничества пускал в оборот изысканные французские фразы. Для купца, ремесленника или солдата находилась своя особая манера речи. Но с кем бы он ни говорил, каждый понимал его с первого слова.