В 1890 году в первый раз прибыли на ярмарку афганские купцы после только что завязавшихся торговых сношений с Афганистаном. Закупив товару на крупную сумму, они погрузили его на баржу у Сибирской пристани, но еще не успели застраховать, как над ярмаркой разразилась страшная гроза. Молния ударила в баржу с погруженным афганцами товаром, и товар вместе с баржой погиб в пламени. Баранов принял в них участие. Купечество ярмарочное, — писала газета «Нижегородская почта», — по предложению Баранова решило оказать настоящий подвиг великодушия. Русские мануфактуристы вознаградили целиком всю громадную потерю афганцев и бесплатно выдали им товара на те же 250 000 рублей. Баранов оказал большую услугу торговым интересам России. Поддержать престиж русских торговцев в глазах новых восточных покупателей было особенно важно в ту пору ввиду выявившихся стремлений некоторых западноевропейских государств завладеть рынками Востока на правах монополии.
Широкий простор для применения своей деятельности нашел Баранов во время холерной эпидемии 1892 года. Приказы, расклеивавшиеся и распространявшиеся, где только можно было, приносили обывателям одну сенсацию за другой. В первую очередь Баранов опубликовал «предостережение» нарушителям порядка: «Зачинщиков и подстрекателей повешу немедленно и на месте»… Повесить холерный диктатор никого не повесил, но розгу, уже запрещенную тогда в России, в нескольких случаях пустил в ход.
19 июня был опубликован первый приказ о двух крестьянах, распространявших у станции Желнино слухи, что в низовьях Волги хоронят живых людей… — «Мартынова и Леонова наказать розгами по сто ударов и отправить этапным порядком на родину. Генерал-лейтенант Баранов». После этого последовала еще серия приказов о порке с широким опубликованием имен и проступков.
Центральная власть обратила внимание на употребление недозволенных законом наказаний и прислала специальное лицо для расследования. Действительность выявила придуманный Барановым «трюк». Опубликовав в печатном приказе меру воздействия, он призывал обреченного в служебный кабинет, где и происходил разговор по душам. «Выпороть тебя мне ничего не стоит, — грозным голосом произносил решительный генерал, — да пользы мало получится, ведь ты молчать перед людьми будешь. Нет! Пороть тебя не буду под условием, если всем станешь рассказывать, что высечен начальством. Ступай домой, но помни: если обманешь и воды в рот наберешь, не посетуй — выдеру по-настоящему!». Конечно, наказанный предпочитал свято выполнять договор.
Кроме символической порки, были пущены в ход и другие своеобразно-воспитательные меры. Для общего подъема духа и веселого настроения устраивались уличные карнавалы. 26 июня было устроено комическое шествие по улицам цирковых клоунов во главе с Анатолием Дуровым, ехавшим верхом на дрессированной свинье.
Вспышки холерной эпидемии прекратились в 1894 году, но у Баранова явился новый объект для применения его неиссякаемой кипучей энергии — будущая Всероссийская выставка. В значительной мере выставочное устройство и порядок на ней были обязаны талантам Баранова, но и причиной ухода его с поста нижегородского губернатора явилась та же выставка. «Огонь-администратор» не поладил с «денежным королем» России — Саввой Морозовым и в результате столкновения с миллионами потерпел поражение, получив при отставке почетное назначение в члены первого департамента Сената, где и окончил среди «административных инвалидов» свою яркую карьеру.
Глава двадцать третья
Купеческо-торговые интересы, довлеющие над городом, все же не могли целиком заглушить стремление некоторой части населения к культурной, осмысленной жизни. Культурный слой населения Нижнего девяностых годов состоял из работников земства, некоторой части чиновничества, врачей, педагогов, адвокатов, нотариусов.
Земство не представляло собой однородного целого. Наряду с местными выборными людьми в земстве служили техники, агрономы, инструкторы, статистики, — люди, носившие общее название «третьего элемента».
Земские служащие — агрономы, инженеры, статистики, как правило, были людьми «пострадавшими» так или иначе за свои убеждения.
В городской интеллигенции насчитывалось немало пришлых людей из ссыльных «возвращенцев» из Сибири, застревавших временно или навсегда в Нижнем. Иной раз оседали здесь непоседливые литераторы. После 1892 года появилось много петербургских и московских студентов, прервавших не по своей воле ученье.