Кастелау

Если бы все, что происходило в Кастелау в декабре 1944 года, перенести на экран, вполне могла бы получиться комедия. Горстка киношников, замыслив хитроумную аферу, пытается одурачить режим его же средствами – сам Любич, только что снявший «Быть или не быть», не побрезговал бы таким сюжетом. Правда, развязку сюжета в ту пору никто из его участников предвидеть не мог.

Вальтер Арнольд пережил эту историю как героическую сагу. В которой он, разумеется, играет главную роль. Но если правда все, что поведала Тициана Адам о событиях последующей весны, – а сомневаться в достоверности ее слов у меня нет оснований, – то он вовсе не выглядит тем рыцарем без страха и упрека, каким видит себя в своих мемуарах. Если прибегнуть к профессиональной терминологии, принятой в немецкой театральной среде, то он был всего-навсего «сценический герой». Весь его героизм был только ширмой, показухой, на которую покупались все подряд – кинозрители, всегда готовые приписывать актеру характер сыгранных им персонажей, его коллеги, а похоже, что и он сам. И стоило кому-то усомниться в этом его геройстве, едва сам он чувствовал хоть малейшую угрозу имиджу, он кидался защищать его всеми средствами, в выборе которых не гнушался ничем. Это он натравил на меня «Макилроя и партнеров», а это было все равно что послать ко мне банду громил, приказав переломать мне руки-ноги. Он меня в порошок стер, всю жизнь мою под откос пустил, не испытав по этому поводу ни малейших угрызений совести.

Эрни Уолтон, лауреат почетного «Оскара». Которого он получил даже не за актерские достижения, а, как сказано в мотивационном резюме Академии, «за образцовую моральную стойкость в суровые времена». И он даже отер скупую мужскую слезу – трюк, разумеется, – и в «Шрайн-Аудиториуме» вся публика встала и целую минуту аплодировала. Бурные овации в честь убийцы.

Пресс-релиз

Совет управляющих Американской академии киноискусств сообщает:

Почетная премия «Оскар» за 1988 год присуждается актеру Эрни Уолтону. Академия отмечает этой наградой не только кинематографические заслуги великого актера, но также и его жизненные достижения. Как в пору своей молодости, когда он самоотверженно и подвергая себя немалому риску противостоял посягательствам национал-социалистской диктатуры, так и во второй своей жизни Эрни Уолтон, будучи гражданином Соединенных Штатов Америки, не щадя сил сохранял приверженность идеалам свободы и демократии, неизменно служа патриотическому долгу. За его личную вовлеченность и образцовую моральную стойкость в суровые времена он получает эту почетную, более чем заслуженную награду.

Награждение состоится в рамках 60-й ежегодной церемонии вручения премии «Оскар» Американской академии киноискусств 11 апреля 1988 года в «Шрайн-Аудиториуме» в Лос-Анджелесе.

Рукопись Сэмюэля Э. Саундерса

Сегодня всю эту историю восприняли бы как безнадежное старье и вообще ерунду. Нынче в кинотеатрах, когда на экране кого-то убивают, зритель только гогочет.

И уж совсем бредовым эпизодом покажется праздник Солнцеворота, который всем участникам пришлось подготовить и провести в Кастелау, в местной церквушке, по личной «заявке» старосты и ортсгруппенляйтера Хекенбихлера.

Интервью с Тицианой Адам

(17 сентября 1986)

Поначалу Марии Маар на съемках приходилось простаивать… Потому что по роли она позже… Ее это вообще не устраивало. Будь ее воля, она бы в каждой сцене…. А все остальные чтобы только реплики ей подавали… А тут вдруг ей пришлось ждать, а в Кастелау у нее – ни тебе виллы с горничными, ни озера с персональным причалом. Она, понятное дело, жаловалась Сервациусу. Да она вечно на что-нибудь жаловалась, в каком-то смысле это у нее вроде роль такая была. Амплуа. А тот ее уверял, что должен обязательно все сцены по порядку снимать… Ради художественной целостности. Что, конечно же, полная чушь. На самом-то деле… Ну что, догадываешься? Ну-ка?

Бог мой, ну ты и дурачок! Да потому, что Вернер эти ее сцены не написал еще! Сценарий-то полностью только после Рождества был закончен, потому что…

Ты в своей работе даже само это слово «сценарий» лучше не пиши, люди ведь что-то совсем другое представляют. Ну, что-то в переплете, вроде книги. А там, в Кастелау, не то что в Берлине, никакого гектографа в помине не было, и Вернеру на каждую страницу бог весть сколько копий приходилось закладывать… Бумага тонюсенькая, на нее дышать страшно, только посмотришь чуть внимательней – от одного взгляда уже рвется. На это Маар, понятное дело, тоже потом жаловалась.