Кастелау

Ники-то? Попробую, конечно, хотя как его описать? Он был так себе, ничего особенного. Уж точно не герой и не мученик, вовсе нет. Обыкновенный скорей. Немного вроде тебя. Потому что избалованный. Единственный сынок, сызмальства без отца – остальное представить нетрудно. У Марианны-то муж… Я тебе не рассказывала? Погиб, но не на войне, как я, само собой, думала. Какой-то дурацкий несчастный случай, лес валили, вот его и… Совсем молоденький еще. Ники всего два года было, когда его… Ну и с того дня он у матери, понятное дело, один свет в окошке. Как же, наследник, который когда-нибудь в свои руки трактир… Представляю себе, каким бы он хозяином стал, если бы уже в двадцать лет… С гостями чуток поболтать – это завсегда, зато всю грязную работу Марианна бы… Так бы оно и вышло, кабы не война. Но тут его в солдатики загребли и в Италию отправили. Что, вообще-то, очень даже неплохо было по сравнению с другими… Там-то, в Италии, никаких таких битв ужасных не было. Тогда еще не было. Главным образом облавы на партизан. По сравнению с Восточным фронтом, можно считать, тепленькое местечко, почти курорт. Но ему все равно невмоготу стало, вот он и дал деру. Потом-то это чуть ли не как геройство… Против несправедливой войны, вроде как сопротивление и все такое. Но тогда… Он однажды сам сказал, что только от трусости таким храбрецом оказался. Уж как-то исхитрился до гор добраться, ну а там-то он все стежки-дорожки знал. Перевалы, понятно, охранялись, но там, наверху, столько лазеек, которые только местным… Даром, что ли, контрабандисты… Вот он, несмотря ни на что, и в самом деле до дому добрался, а уж там-то, наверно, только и сказал: «Мама, помоги!» Это на него похоже. Ну, Марианна и помогла.

Как выглядел? Ну как? Молодой. Выбрит чистенько, это первое, что мне в глаза бросилось. Будь я мужиком и просиди столько времени одна в подвале, я бы такую бороду… Но, может, он просто от скуки… Чтобы хоть чем-то заняться. В двух пальто, ведь там, в подвале, холод собачий. Отопление в другом крыле, ему туда никак. Два пальто и еще одеяло шерстяное на плечах. Из-за этого он и крупнее казался, чем был на самом деле. И хромал. Вот Райтшталлеру и померещилось, будто он так странно двигался. А все потому, что он по пути домой свалился неудачно. Кстати, ногу так никогда и не вылечили потом. Где-то есть у меня его фотография. Если найду, покажу тебе.

Да нет, мне-то самой что на него смотреть.

Конечно, он перепугался, когда вместо Марианны мы двое к нему пожаловали. Но не сказать, чтобы он за Марианну как-то заволновался. Даже после того, как я ему о несчастье рассказала… Его куда больше другое интересовало: кто ему теперь три раза в день еду носить будет. Он там, в подземелье своем, приличное пузцо наел. В сорок пятом такой жирок в глаза бросался. Большинство-то скорее тощими были. Вернер как-то сказанул: «Самая лучшая диета – это война. Особенно когда ее проигрываешь». Помнишь этот фильм с Фрёбе? С молодым Фрёбе, который без животика еще? Где он играет Отто, среднестатистического потребителя? [71] Вот так тогда почти все и выглядели. Все, только не Ники. Но мне не хочется, чтобы у тебя о нем превратное представление… Он неплохой был малый, правда неплохой. Только вот избалованный. Привык, чтобы о нем обязательно кто-то заботился.

Вернер его невзлюбил с самого начала. Но потом все-таки довольно много с ним общался, расспрашивал обо всем. Однажды даже в подвале с ним… «Я коллекционирую людей», – так он говорил. Проживи Вернер подольше, я уверена, он бы этого Ники обязательно в какой-нибудь книжке вывел.

Вернер Вагенкнехт. Хороший стрелок [72]

Когда расстреливаешь, это он со временем понял, лучше всего сосредоточиться на технической стороне дела. Заранее бережно положить указательный палец на спусковой крючок, чтобы твой выстрел не бабахнул в одиночку, после остальных, на потеху товарищам. Помнить, что эти там, у стенки, иной раз от одного крика «Пли!» уже оседают, и надо успеть прицел чуть ниже сместить. Такое особенно часто с бабами случается. Еще имеет смысл, пока готовишься, малость к лейтенанту присмотреться – чаще всего это лейтенанты бывают, – который расстрелом командует, прикинуть, из каких он – из борзых, который команды как из пулемета отбарабанить норовит, или, наоборот, из задумчивых, который иной раз свое «Пли!» уже после выстрелов промямлит. А вот когда все заодно, в едином ритме действуют, тогда и сама процедура по-другому проходит, можно сказать, с достоинством, и ему иной раз кажется, что и сами приговоренные это чувствуют и со своей стороны тоже правила соблюдать стараются.

А вот чего он совсем не любит, это когда кто-то из них пасть разевать начинает, и его нытье, а то и проклятия до последней секунды выслушивать приходится. Когда проклятия – это всегда понятно, даже если языка не знаешь. А уж особенно не по себе делается, когда кто-то молиться начинает. Как-то это совсем не по делу, прямо в «Отче наш» палить или в «Аве Мария».