Кастелау

Ну да, новая идея насчет фильма, конечно. Сейчас скажу. Причем у Вальтера никакие это были не художественные соображения, а только… По-моему, «карьерные соображения» тут самое правильное слово будет. Как он дальше карьеру строить будет, вот что его волновало. Как и всегда у него, вообще-то говоря. Когда коричневые еще в полной силе были, и повсюду эти их знамена, шествия и марши, и повсюду и везде только победы без передышки, он тогда… Короче, старался такие роли играть, чтобы у этих горлопанов на хорошем счету быть. Ну не то чтобы прямо совсем «Гитлерюгендовец Квекс» [84], но этакий немецкий рыцарь. Даже если это всего лишь заурядная любовная комедия… Ромео на арийский манер, если ты понимаешь, о чем я. Аккуратненький пробор и в любую секунду готов на подвиг. Ну в точности как и роль, которую Вернер для него в «Песне свободы» написал… Один против всех несмотря ни на что. Это был его конек, он на этом и звездой стал… Только вот когда американцы войдут… А кто по радио вражеские голоса слушал, тот уже знал, что это американцы будут… Короче, при американцах с таким героем, который до последнего патрона сражается, ты не то что цветов – ты битого цветочного горшка не получишь. Вот и выходило, что роль неправильная. Все равно как узенький галстук, когда в моде опять широкие… Ведь вполне могло случиться, что американцы отснятый материал конфискуют и посмотреть захотят. А он там в каждом кадре образцовый германский вояка. И сплошь патриотические словеса. Впечатление было бы не ахти какое благоприятное… Ты только не подумай… Не то чтобы у него образ мыслей поменялся. Чего нет, того не поменяешь. Просто он новую клиентуру ждал и хотел под нее подладиться, чтобы продать себя получше, а для этого…

[Долгий кашель.]

Извини. Раньше меня всегда кашель разбирал, когда я смеялась. А теперь вот уже и без всякого смеха. Прогресс, верно?

Короче, Вальтер захотел, чтобы его роль ему еще раз переписали. Он на этот счет даже уже кое-что… И не то чтобы совсем чушь. Он ведь не дурак, чего нет, того нет. То, что его герой ни о чем, кроме предстоящих сражений, думать не хочет, этого уже было не… Что отснято, то отснято. Однако против кого он сражаться собирается – вот это вполне можно было, вмонтировав парочку диалогов… В кино такое запросто проходит. Я, к примеру, тебя спрашиваю: «Ты любишь картофельные оладьи?» И ты, конечно, отвечаешь: «Да». А после я свой вопрос переснимаю, иду в монтажную, и там уже… «Мистер Саундерс, вы признаетесь, что это вы убили Лизоньку Мюллер?» Склейка, и ты как миленький отвечаешь: «Да». И отправляешься прямиком на электрический стул. Вот как-то так, в таком примерно духе, и Вальтер себе это представлял.

[Кашель.]

Ну а Вернер, ясное дело, должен был ему соответствующие сцены сочинить. Только он на это не соглашался. Он уже над своим большим романом… Над тем, что должно было стать большим романом. Который он потом так и не…

[Долгий кашель.]

Не знаю, по-моему, это что-то такое в воздухе, от чего у меня в горле першит. Послушай, может, это все твои розы?..

Нет-нет, пусть стоят! Если уж мне раз в кои-то веки цветы… Ты хоть знаешь, когда мне в последний раз большой букет цветов дарили? На мою свадьбу.

Ну что ты уставился на меня вопросительным знаком? Да, я была замужем. Побывала. Вполне могла бы свое заведение назвать «У веселой вдовы». Хотя… Что уж там было веселого…

Нет, об этом мы пока что говорить не будем. Не ты ли у нас все время требуешь, чтобы все по порядку?.. Ну так вот: Вальтер Арнольд. Которому приспичило еще раз наш фильм переписать. А Вернер не захотел. Ну и потом…

[Долгий кашель.]

Этот кашель меня доконает. Если увидишь, что в воздухе какие-то ошметки летают, так и знай – это мои легкие.

[Кашель.]

Извини. Если уж найдет, то…

Кажется, это и вправду из-за роз. Нет, не убирай. Сейчас пройдет. Должно пройти.

Дневник Вернера Вагенкнехта

(Апрель 1945)

Они ведут себя, как школяры, которым прислали нового учителя, а они еще не знают, строгий он или нет. Имей я склонность к злорадству, я бы над ними потешился.

Я имею склонность к злорадству.

Возбуждение, которое чувствуется повсюду, меня воодушевляет. Сегодня утром придумал историю, которую с превеликой охотой сразу бы засел писать, но встряли дела поважнее. Однако само обдумывание доставило мне столько радости и веселья, что Тити не на шутку на меня рассердилась. Решила, что это я над ее новой прической подсмеиваюсь. Сама эта прическа, кстати, тоже отголосок всеобщего ажиотажа.