Каждый пред Богом наг

Саша сам, никто его за язык не тянул, рассказывал об этом своём, как он говорил, полном провале у любимейшего, славнейшего барда, рассказывал своим одногруппникам, смеясь — не над бардом, нет! — над самим собой, так смеётся ребёнок, когда случайно сделает какую-то нелепость, и всем кругом смешно, все тычут в него пальцем: «Ну, и дурачок!», и ему больно от этого, очень больно, но чтобы никто не заметил, как ему больно, он сам начинает над собой смеяться. Так и Саша. Одни его участливо успокаивали, другие втайне недоумевали, не понимая, зачем надо рассказывать о своей неудаче, и лишь очень немногие видели, как ему больно, и как он, выставляя напоказ, как знаменитый бард прокатил его мордой о стол, размазал в хлам, тем самым пытается обмануть самого себя…Но он так и не смог себя обмануть, именно после этого прослушивания, которого Саша ждал, как исполнения заветнейшей мечты, ждал, как ждут, что вот-вот с этого и начнётся его настоящая жизнь, та, для которой он и явился на божий свет, именно после этой гнусности славного песнопевца Сашу как будто стёрли ластиком: вместо того, прежнего, такого открытого, с лучащимися синими глазами Саши, остался лишь едва видный отпечаток. Но кто-то невидимый, хранящий Сашу, всё продолжал и продолжал упрямо диктовать Саше стихи, но Саша больше не хотел их записывать, не хотел давать им мелодии, он просто больше вообще ничего не хотел, и чудесные строки умирали так и не увидев свет: Саша не давал им выйти в жизнь, они толпились в его душе, в его мозгу, но он не выпускал их, и они — умирали. Он стал ощущать и воспринимать себя как кусок дерьма, и стихи свои — как дерьмовую бездарщину, тогда зачем всё это? Зачем их записывать, придумывать им нежные мелодии? Кому это всё нужно? Ему самому?

Он не повесился, не сиганул с крыши высотного дома, он продолжал жить, но он совсем перестал ходить на дружеские вечеринки, как бы отчаянно его ни зазывали, он с грехом пополам закончил ВУЗ и даже в каком-то НИИ проработал обязательные после тогдашнего распределения института 3 года, ни с кем в том коллективе не сблизившись, не сдружившись…Бывшие одногруппники звонили ему постоянно, всё время его куда-то звали, уговаривали пойти, поехать с ними туда, где ему (они были уверены!) будет интересно, но он отказывался. Правда, несколько раз сам с собой, в одиночестве, съездил на Грушинский фестиваль, но выступить там ни с одной из своих прежних песен так и не решился, а слушать песни других ему действительно было интересно, там было что послушать, там были такие алмазные зёрнышки, что Саша порой тихо, внутри себя, восхищался — какая песня, какие слова!..Но что-то в нём сломалось…

Он честно и скучно отработал в некоем НИИ по распределению после института положенные 3 года, полностью избегая всякой общественной жизни и коллективных пьянок, ни с кем не сдруживаясь и не имея тяги ни к кому из сотрудников. Его посчитали заносчивым и высокомерным типом, задавакой, ставившим себя выше всех непонятно с чего, и перестали воспринимать его как часть коллектива, а именно этого, то есть, чтобы его перестали замечать, Саша и хотел больше всего. О его стихах там так никто и не узнал. А стихи-то всё равно лезли и лезли…Именно в эти 3 года Сашины стихи стали по-настоящему мрачными, беспросветными, но их никто не видел, а Саша ни с кем не хотел поддерживать отношений, даже с теми бывшими одногруппниками, чей интеллект ценил очень высоко. Просто не хотел и — всё. Ничего не хотел. Что-то сломал в нём своей грёбаной честностью, своей грёбаной «правдивой оценкой» Сашиных стихов тот прославленный бард, который, видимо, полагал, что в нежность и уязвимость души не только можно, но и нужно для её же блага швырять тяжёлые и вонючие комья того, что он сам называл правдой, что именно это должно закалять и возвышать талант и что по-другому — нельзя.

А отработав в НИИ ровно 3 года Саща внезапно исчез, именно — исчез. Звонили его родителям, спрашивали о нём, пытались найти его, но — родители отвечали односложно, видимо, Саша очень просил их не выдавать его никому и никогда, и они его не выдали, никому и ни разу. Отвечали, что он куда-то далеко уехал, но куда, они не знают, он им не сказал, ну, и прочий бред в таком же духе. Никто из бывших друзей, из бывших одногруппников так и не смог его найти, и постепенно, год за годом, все эти «бывшие» стали отпадать от намерения найти Сашу, он стал превращаться для них всё больше лишь в воспоминание о его изумительных когда-то песнях, но сам его образ стирался и стирался, пока не превращался в призрак. А потом откуда-то возник и разросся слух, что Саши и в живых-то уже нет, что он покончил самоубийством, но родители никому об этом не говорят и никогда не скажут…

……………………………………..

…Быть может я найду

Ту зыбкую черту,

Где слиты воедино

Уродство с красотой

И мне не знать отныне

Гармонии иной…