Кажется Эстер

Когда я приехала в Калиш, моросило. Моросило три дня кряду, так что мне казалось, в конце путешествия я очутилась у самого истока, и путеводитель подтверждал мои предположения, сообщая, что кельтский корень слова «калиш» означает «источник» или «происхождение», а ведь именно здесь, в Калише и  окрестностях, Кржевины жили много веков, все эти Ривки, Рэйзеле, Натаны, Озиели, Йозефы. Я уже и не помнила, зачем я их ищу и что было исконной целью, исконным импульсом, мои искания давно уже стали метаниями, манией, одержимостью, но я предчувствовала: если я здесь что-то найду, то смогу вернуться, хоть и не знала, где именно обретется обитель для моего возвращения – в языке, в пространстве или в родстве. А возвращения я хотела полного и окончательного, как в сказке о золотом ключике, который таится на дне в болотной топи и должен отомкнуть заветную дверцу, неизвестно какую и где, и только тогда ты очутишься дома, там, откуда ушел. Славянский корень слова «калиш» означает «трясину» или «болото», об этом тоже сообщал путеводитель, и это укрепляло меня в мысли, что я на верном пути.

В конце девятнадцатого столетия, когда здесь жил мой прадед, Калиш был самым западным городом Российской империи, лишь в нескольких километрах от прусской границы. Повсюду здесь ткали и шили, город кишел мастерскими и фабриками, ведь Калиш всю Россию снабжал кружевами, коронка по-польски, кружево по-русски, все женщины здесь ткали кружева, а я искала здесь моих Кржевиных, чья фамилия тоже, судя по всему, возникла из ткачества, из некоего лингвистического сплетения. Почему мой прадед Озиель, переезжая с семьей в Киев, оставил своего сына Зигмунда в Польше? Я пробиралась трясиной сквозь кружевную завесу.

В интернете обнаружила Хилу, она хорошо знала прошлое города, историк, подумала я, официальный хронист еврейского наследия города. Но она оказалась владельцем агентства недвижимости, а безвозвратно минувшим ведала по зову сердца. В предмете моих исследований Хила ориентировалась куда лучше меня, я не первая, кому она помогала, до меня у Хилы уже побывали канадцы, американцы, израильтяне, разыскивавшие здесь своих предков. В архиве мы нашли свидетельство о браке Озиеля Кржевина и Эстеры Патт от 1895 года, выписанное, к моему изумлению, на каллиграфическом русском, этакая сценка, словно из народного театра. Итак, действующие лица:

Худеса Кржевина, мать Озиеля Кржевина, неграмотная

Озиель Кржевин, жених, сын Худесы, отец неизвестен, двадцати лет

Эстера Патт, невеста, глухонемая, несовершеннолетняя

Зелиг и Хая Патт, родители Эстеры

Юда Вольфович Эрдберг, свидетель

нотариус по фамилии Сикорский

раввин

Они без труда понимали друг друга на языке жестов, зафиксировал в свидетельстве российский канцелярист, а я для себя записала: отец неизвестен, мать неграмотная, невеста глухонемая.

Но об этом ты в книге не напишешь, изрекла мама, выслушав мой рассказ. Я решила, что ее смущает «неграмотная», ведь она всегда уверяла, что мы, Кржевины, начитанные испокон веков, от Адама и Евы, были призваны и избраны обучать других, но оказалось, ее возмутило, что «отец неизвестен», как же так, ведь он и школу свою, и дело жизни унаследовал от отца, а если он никогда не говорил о том, что он внебрачный сын, значит, это задевало его честь, и если ты об этом напишешь, тебе это тоже чести не прибавит, кто знает, может, это какая-то невероятная любовь была.

Но я-то находила только документы, и когда обнаружила в торговой книге Калиша за 1931 года регистрационную запись о некоем Ад. Кржевине, решила, что это Адам, вот красота, вот мама-то обрадуется, я лично очень порадовалась этой узенькой щелке в рай, которая, казалось, открывается нам в этом имени. Все мы породнены от Адама. Ад. Кржевин, владелец типографии «Полония». Типограф, печатник – весьма распространенная профессия среди глухонемых и их родственников, когда-то объясняла мне мама, грохот типографских машин им нипочем, зато у них обостренное зрение, им легче складывать ряды литер, буква за буквой, создавая печатный текст. В бюро записей гражданского состояния служащая раскрыла передо мной толстенный фолиант. «Адольф!» – изрекла она. Адольф Кржевин, родился в 1899-м, скончался в 1938-м, сын Озиеля и Эстеры. Адольф среди моих евреев, related through, вот уж на что я никак не рассчитывала. Значит, это брат Зигмунда, и никто о нем не знает, не помнит. Они что, вместе в типографии работали? Этот Адольф, он что, тоже глухонемой?

Глухонемая мать обоих братьев, Эстера Патт, если верить тому, что мне раньше рассказывали, умерла уже в начале века, после чего наш Озиель женился на Анне Леви, благодаря чему и появилась на свет моя бабушка Роза. Но вот я держу в руках регистрационную карточку Эстеры со всеми адресами проживания, а переезжала она часто.