Кажется Эстер

Эвакуация напоминала дачный переезд, вот бабушку и оставили, возможно, с потаенной мыслью, что, мол, скоро увидимся, только лето пройдет. Июль за окном и все эти люди на улице с узлами и чемоданами – все требовало дачных перемен, как всегда летом, вот только спешка и толчея подсказывали, что вся эта сумятица, несмотря на подходящее время года и обычный дорожный скарб отъезжающих, ничего, ровным счетом ничего общего с дачным переездом не имеет.

По-моему, ее Эстер звали, сказал отец. Да, кажется, Эстер. У меня две бабушки были и одну из них, да, звали Эстер.

Как это «кажется»? – возмутилась я, ты что, не помнишь, как звали твою бабушку?

Я никогда ее по имени не называл, ответил отец, я говорил «бабушка», а родители говорили «мама».

И вот Кажется Эстер осталась в Киеве. С трудом передвигалась по внезапно опустевшей квартире, еду приносили соседи. Мы думали, добавил отец, скоро вернемся, а вернулись только через семь лет.

Поначалу в городе ничего существенно не изменилось. Просто пришли немцы. Когда и до бабушки дополз наконец слух, что «все жиды города Киева должны явиться ровно…» и т. д., она тотчас стала собираться. Соседи пытались ее отговорить. Куда вы пойдете! Вы же, вон, совсем ходить не можете!

Контроль не знал пощады. Управдомы прочесывали адреса, списки жильцов. Дабы обеспечить сбор «всех евреев в полном составе», это по-немецки, а по-русски «всех жидов», обыскивались школы, больницы, детские дома и дома престарелых. Явку контролировали немецкие и украинские патрули. Но управдом в доме № 11 по улице Энгельса был го-тов не заявлять на эту старуху, закрыть на нее глаза, и даже не потому, что так уж хотел спасти ее от смерти, нет, о смерти вообще никто не думал, или, точнее говоря, до смерти никто не додумывал, никто не домысливал происходящее до истинного конца, все покорно плелись за ходом событий. Сами посудите, ну куда этой старой карге с месте трогаться, пусть даже в Землю обетованную, когда она ходить не может? Не ходите, твердили соседи. Но Кажется Эстер заупрямилась насмерть.

Центр города уже много дней горел. Взрывы, повергавшие город в ужас, не прекращались. Дома взлетали на воздух со зловещей регулярностью. Сперва переполненное людьми здание главной комендатуры, потом кинотеатр во время сеанса, солдатский клуб, склад боеприпасов. Конца этому не было. Дома, заминированные отступающей Красной армией, взрывались по радиосигналу. Всего несколько дней – и Крещатик лежал в руинах. В центре пожары полыхали вовсю. Немцы, поначалу расположившиеся в городе почти мирно, сперва растерялись, а затем, все больше впадая в панику от такого, тогда еще неведомого способа партизанской войны, начали лютовать. Логическим следствием этого, судя по всему, и стал приказ «всем жидам» или «всем евреям в полном составе», это была якобы акция возмездия виновникам, как будто они не были виновны заранее и приговорены давно, словно этот приказ был отдан спонтанно, а не осуществлял неизбежное в давно установленной неумолимой последовательности. Но ни о чем таком, равно как и о том, что творится в городе всего в полукилометре от ее дома, Кажется Эстер понятия не имела.

Даже булочная напротив, на углу Энгельса и Меринговской, как докладывали ей соседи, постоянно открыта. С тротуара три ступеньки вниз. Взрывов не слышала? Гари не почувствовала? Отблесков пламени не видела?

ВСЕ так ВСЕ, сказала она себе, словно это дело чести. И пошла вниз. Вокруг все оцепенело. Как именно она спускалась, об этом история умалчивает. Хотя нет. Скорее всего, соседи помогли, а как иначе?

Внизу, на перекрестке, улицы изгибались, округляясь вдали, и казалось, что земля все-таки вертится. И там, на улице, она вдруг осталась одна.

Вокруг в этот час, кроме патруля, никого не было видно. Может, ВСЕ уже ушли. Двое льноволосых, подтянутых, едва ли не элегантных молодцов в осознании важности исполняемого долга по-хозяйски прохаживались по перекрестку. Было очень светло и пусто, как во сне. Направляясь в их сторону, Кажется Эстер видела, что это немецкие патрульные.

Сколько украинских полицаев с первого дня операции расхаживали по улицам Киева, обеспечивая и проверяя явку ВСЕХ, никто не считал. Украинцев было много, но предположительно, а может, даже наверняка бабушка предпочла подойти к немцам, нежели к украинцам, которым она не доверяла. Впрочем, был ли у нее выбор?

Она шла к ним, только вот сколько продолжалось это шла? Тут каждый пусть приноровится к собственному дыханию.

Ее шла разворачивалось эпически, и не только потому, что Кажется Эстер двигалась, подобно черепахе из апории Зенона, шаг за шагом, медленно, но неуклонно – так медленно, что никто не мог ее догнать, и чем медленнее она шла, тем невозможней становилось ее догнать, остановить, отвести назад, а уж обогнать тем паче. Даже быстроногий Ахилл и тот не смог бы.