Хищники

Кедровом.

Обжегшись один раз на том, что в самом начале она ухватилась за одну версию (убийство на почве ревности), теперь Дагурова решила действовать осмотрительнее.

Разбирая письма, изъятые в квартире Авдонина, Ольга

Арчиловна вспомнила все, что успела узнать в Москве об убитом. Из всех сведений, полученных из совершенно разных источников, она старалась отобрать самые существенные.

Авдонин жил явно не по средствам. Значит, помимо зарплаты, он имел еще какие-то доходы. И внушительные.

Конечно, доллары, найденные у Авдонина, могли быть добыты в результате махинаций, необязательно связанных со шкурками. Но… Когда под рукой нечестного человека возможность наживы, вряд ли он откажется от нее. И

факты говорили: поездки Авдонина в Кедровый носили подозрительный характер. Взять хотя бы то, что он скрывал свои охотничьи способности.

И еще. Он даже пошел на конфликт с руководителем кафедры, но в заповедник уехал. Всеми правдами и неправдами.

Расцвет его материального благополучия падает на последние три года. То есть с тех пор, как Авдонин стал регулярно бывать в Кедровом. Более того, специально отвез туда отличного охотничьего пса, натасканного на соболя.

Теперь уж Ольга Арчиловна не сомневалась: мешок со шкурками – реальность. Был он, и Нил Осетров и Флейта не выдумали его. Возможно, что из-за этого мешка и произошло убийство. Если принять во внимание, сколько стоит несколько десятков соболей. А если еще в долларах –

целое состояние!

Дагурова вспомнила: Пясецкий вытащил из мешка две шкурки. Одну зимнюю, а вторую – совсем свежую, добытую летом.

«Может быть, второй – это тот соболь, которого Авдонин сумел добыть 27 июля, в воскресенье? – мелькнула догадка у Ольги Арчиловны. – Тогда все сходится… Но кто передал Эдгару Евгеньевичу остальные шкурки, зимнего отстрела?…»

Выходит, у Авдонина был сообщник. Скорее всего тот, кто помогал ему добывать ценный мех или, может быть, передавал (доставал) шкурки, перекупленные у браконьеров. Кто же конкретно?

Флейта? Возможно. Он же и осуществил чью-то волю, выстрелив в Авдонина.

«Кто же стоит за Пясецким? – лихорадочно размышляла следователь. – Может быть, Бугор-Толстоухов? Или еще кто-нибудь из их «копны»?…»

Дагурова рассортировала корреспонденцию Авдонина на стопки: от аспиранток, явно интимные (среди них была и открытка от Велижанской, из Ялты), и письма из Кедрового. Последних всего три. Одно написал Авдонину

Сократов. Милое, несколько провинциальное послание, в котором кедровский орнитолог напоминал Эдгару Евгеньевичу об обещанном магнитофоне.

От Гая было два письма. Одно коротенькое, с просьбой уточнить, какая программа вступительных экзаменов во

ВГИК. Федор Лукич заботился о дочери. В этом нет ничего удивительного. Ни слова о протекции при поступлении.

Значит, Гай не врал. Другое письмо – подлинное, отправленное директором заповедника в прошлом году, в конце декабря. Федор Лукич настоятельно требовал, чтобы Авдонин прилетел в Кедровый не позже 3-4 января. Одна фраза особенно заинтересовала Ольгу Арчиловну: «Нил уже взял билет. Уезжает 2 января на экзамен. Спеши».

Дагурова перечла еще раз, удивляясь, зачем надо знать

Авдонину, что Осетров уезжает. Неужели у Гая не было других важных вестей для Эдгара Евгеньевича?…

«Может, Федор Лукич хотел, чтобы Авдонин был в

Кедровом один с его дочерью, без такой помехи, как

Осетров?» – мелькнула было мысль. Но она тут же отбросила ее.

Какая там Марина, если Авдонин сходил с ума по Велижанской? В его квартире не нашлось даже маленькой фотографии Чижика. Зато портрет Леонеллы он выставил на самое видное место. Несколько снимков было и в личном альбоме Авдонина…

Как снежная лавина в горах дожидается своего часа, так и в сознании Ольги Арчиловны вдруг произошло внезапное и мощное движение. Дагурова сопоставила факты, добытые в ходе следствия. И все отчетливей вырисовывалась картина.

На обходе Нила Осетрова исчезали соболи. Об этом лесник написал своему другу и учителю (именно как другу и учителю, а не заместителю директора) Алексею Варфоломеевичу Меженцеву. И теперь уже Ольга Арчиловна почти наверняка могла подсказать им обоим: это не миграция, как предполагал профессор. Зверьков уничтожал хищник, коварный и хитрый. В то самое время, когда Нил уезжал в институт сдавать зимние экзамены. Оповещал об отъезде Нила Гай. Для чего? Не для того ли, чтобы тот приезжал охотиться на соболя? Похоже. Очень похоже.

Для этого Авдонину и потребовался карабин с глушителем.

Ходи, стреляй – не услышат. А потом прикидывался этаким беспомощным… Итак, Авдонин действовал один или ему помогал кто-нибудь, Дагурова пока сказать не могла. Но в том, что Гай каким-то образом был к этому причастен, сомнений у следователя почти не было. Свидетельство тому – щедрые подношения со стороны «будущего зятя».