Хюбрис, или В тени маяка

– Я же сказала, высокие ставки. Ты видишь перед собой все мои сбережения плюс банковский кредит. Магазин продан, машина тоже. Дом заложен.

– И ради чего все это? Сомневаюсь, что тебя охватила страсть к путешествиям.

– Когда-нибудь узнаешь… если поплывешь со мной.

– Я не могу все бросить.

– Что – все? Что у тебя есть?

– Немного, но мое. Дом, машина, привычная жизнь.

– А ты внимательнее посмотри на эту свою привычную жизнь. Что тебе светит? Одинокая нищая старость и смерть в богадельне? Кто ты без Бирнбаума? – а он уже не вернется.

Тут я понял, что она знает о нашем фальшивом «творческом союзе». И, наверное, знала раньше. Интересно откуда.

– Честно говоря, я просто слишком стар для этой беготни. Ты права, мне ничего уже не светит. Но в таком возрасте никому ничего не светит. И я постараюсь смириться с этим ничем, спокойно лежа на своем диване.

– Илья, ты никогда не был дураком. Неужели ты до сих пор не понял, что они не оставят тебя в покое?

– Кто – они?

– Те, с кем твой друг Давид договорился насчет обмена.

– А я здесь при чем?

– При том, что, образно выражаясь, он купил билет и для тебя. В один конец.

– Я думал, для участия в игре требуется мое согласие.

– Идиот, Бирнбаум никогда не спрашивал твоего согласия. Он распоряжался твоей жизнью, решал за тебя, трахал за тебя баб, писал за тебя, а недавно продал тебя с потрохами без твоего ведома. И даже твоим псом не побрезговал.

Мне бы задуматься тогда, что означало «трахал за тебя баб», но я зацепился за другое:

– Моим псом? Ты хочешь сказать, что Зак и тот одноглазый ублюдок…

Она медленно кивнула:

– Ты все правильно понял.

Я переваривал это пару минут.

– Ну и что теперь?

– А что теперь? Лично я собираюсь закончить то, что начала. Время еще есть – до ближайшего зимнего солнцестояния.

– Я не первый раз об этом слышу. Меня даже привет просили кое-кому передать. И напомнить насчет встречи в Неоновой гавани. О чем, вообще, речь?

– Старая традиция. Ночь большой встречи. Обратный обмен. Команда «Летучего голландца» возвращается с берега на борт, и плавание продолжается.

– А с кем поменялась ты?

– Какая разница? Все равно ты ее никогда не увидишь. Еще есть вопросы?

– Есть, но они у меня дешевые. Я оставлю их при себе.

– Тогда хотя бы выслушай напоследок, ведь ты мне небезразличен, и мне не все равно, что твоя жизнь под угрозой. Был еще кто-то. Сделка «три на три», догоняешь? Ты кого-нибудь подвозил?

У меня внутри сделалось очень холодно.

– Н-ну… да, слепого мальчишку.

Она схватила меня за руку и впилась в нее ногтями:

– Тогда опасайся слепого сменщика.

36

Я чувствовал, что больше никогда ее не увижу. От этого остаток ожидания превратился в долгую мучительную паузу. Говорить было не о чем. Не хватало воздуха. Даже смотреть на нее было больно. Поэтому я смотрел на серебристый призрак, застывший посреди бухты, – красивую игрушку, на борту которой я, наверное, смог бы забыться, особенно с Иркиной помощью… но надолго ли?

Спустя час или полтора появились «мальчики». Они выглядели подуставшими, как после напряженной тренировки, и слегка запачкались в крови. Но службу свою знали: багаж был при них. Встретившись взглядом с хозяйкой, Смоки едва заметно покачал головой. Ирина выдохнула сквозь зубы. Потом обняла меня, поцеловала в лоб и стала спускаться к пристани, где была пришвартована надувная лодка.

Надо было и мне уходить. Но я, долбаный мазохист, ждал чего-то – может, конца света? Это решило бы все проблемы разом…

Шлюпка отчалила. На веслах сидел Алекс, в его ручищах-окороках они казались игрушечными. Ирка повернулась лицом к берегу. Ее последний прощальный взгляд был словно гипс для посмертной маски, лившийся на мое лицо и слепивший глаза.

Три человека поднялись на борт яхты, и я сказал себе: «Еще не поздно. Чего ты тянешь, мудак? Даже если ты вернешься домой и по дороге тебя никто не тронет, что будет потом?» А ничего потом. Они не случайно подсунули мне ту старую книгу. Я знал, чем там все закончилось, а кое-кто знал меня лучше, чем я сам знал себя. Наверное, это был тот, кто все решал за меня, писал за меня… жил за меня. Но и он просчитался. Если я верно догадывался, что к чему, «Calma III» скоро полетит по его душу.

А два «Friedrichshafen» по 3750 лошадиных сил каждый – это вам не капризное непостоянство ветра в рваных парусах.

Часть третья Прогулки с мертвыми и живыми

37