Хюбрис, или В тени маяка

Радио по-прежнему молчало, если не считать атмосферных шумов. В такой ситуации осознаешь, что был бы рад обществу Зака или даже слепого мальчишки, – а поздно. Как всегда не вовремя активизировался мой темный двойник, ничего не упускавший, не прощавший и не позволявший забыть об ошибках ни сразу, ни по истечении срока давности. «Ты настоящий придурок, Илюша, – нашептывал он. – Какого дьявола ты меня не послушался и поперся в дорогу? Думал, сбежишь – на том и сказке конец? Нет, таких концов не бывает, тебе ли не знать. Вот теперь и жри свое дерьмо. Отказался от морского круиза – получи сухопутную лихорадку».

Не замечал раньше, что у моего рефлексирующего «я» женский голос. Постепенно он начал подозрительно напоминать голос Ирины. Или моей сирены? Задрожали руки, меня и впрямь начинало лихорадить. Я опасался за свой рассудок, что в то же время обнадеживало: если бы я на самом деле свихнулся, то вряд ли сомневался бы в своем здравомыслии.

Дождь хлынул как из ведра. Я окончательно перестал различать дорогу и остановил машину. Мышеловка захлопнулась. Когда я заглушил двигатель, меня накрыло шумом ливня. Под стальной крышей это было похоже на бесконечную дробь барабанщика циркового оркестра в ожидании «смертельного номера».

Последние минут двадцать я испытывал потребность опорожнить мочевой пузырь; вскоре это стало совершенно необходимым. Проклиная себя, погоду и выпитое пиво, я открыл дверцу и попытался проделать взаимоисключающие вещи: помочиться и не намокнуть. Пришлось пожертвовать комфортом нижней половины. Я выставил ноги наружу и расстегнул пуговицы на джинсах.

Кайф был недолгим. Внеся свою лепту во всемирный потоп, я с трудом выдернул кроссовки из жидкой грязи и спрятался в машине. Со штанин капало, будто с зарезанной свиньи. Отвратительные ощущения. Но гораздо хуже был страх, ледяным колом пронзивший меня, когда кто-то постучал в боковое стекло с правой стороны.

38

Иногда нас делают фаталистами мокрые штаны, а вовсе не философские измышления. В полной уверенности, что от судьбы не уйдешь, я наклонился и открыл дверцу, которая, между прочим, оказалась незапертой, так что, если бы Йоост решил немного размяться, я больше ничего никому не сумел бы поведать.

Это был не «патологоанатом», но без неприятных сюрпризов все же не обошлось. Человек, сунувший голову в машину, похоже, не замечал ливня. У него было слегка раздутое землистое лицо, ко лбу прилипли мышиные хвостики белесых волос. Я его уже видел и даже точно знал, когда и где – вчерашним утром в комнате на втором этаже «домика смотрителя».

Я издал некий звук – то ли сдавленный смешок, то ли жалкий всхлип. Происходящее было за пределами того, что прежде мог вообразить себе литератор Илюша Обломов, лежа на своем диване, и его нежную незащищенную психику замкнуло накоротко. Рациональность выгорела дотла, извилины покрылись копотью. Не осталось ничего невозможного, а значит, в каком-то смысле мне уже было все равно.

Вчера блондин весьма успешно изображал мертвеца, да и сегодня выглядел неважно: темные пятна у него на шее и те, что распространялись вверх по щекам, имели вполне определенное происхождение. Вдобавок я почуял запашок, который ни с чем не спутаешь, и схватился за ручку переключения передач – не от внезапной смелости, а от безысходности.

– Что тебе надо?

– Мне надо… чтобы ты… поднялся на борт… вместо… меня.

У блондина был дребезжащий голос, лишенный всякой окраски, словно он экономил на модуляциях. Разговаривал он медленно, с долгими паузами; порой казалось, что он вспоминает слова или то, что они означают. Из-за грохота ливня я с трудом его понимал. Страх и отвращение никуда не делись, но они подпитывали желание покончить со всем этим.

– Ладно, как скажешь.

В застывшем лице ничего не изменилось.

– Много… времени… потеряно… надо… успеть.

– Хорошо, хорошо.

– Ты должен… быть на корабле… пока я… не вернусь.

– Договорились. А теперь отойди на хрен от машины.

Блондин резко подался вперед. Я ожидал чего-то в этом роде, но не думал, что он окажется настолько быстрым. Должно быть, меня ввело в заблуждение его заторможенное мычание, значительно отстававшее от рефлексов. Правда, ему помешал бушлат и скользкая грязь. Я успел отшатнуться, и удар тяжелого кулака, нацеленный мне в челюсть, пришелся в правое плечо.

Кошмарная рожа, покрытая трупными пятнами, вдруг придвинулась совсем близко. Не дожидаясь, пока снова прилетит кувалда, я выдернул стилет из рычага. Рука плохо слушалась, однако мне все же удалось развернуть его острием вверх, а сиденье пассажира послужило упором. Нанося второй удар, блондин сам навалился животом на стилет. Его кулак врезался мне в подбородок уже на излете. Терпимо. Я вжался в дверцу, надеясь, что его остановит клинок в брюхе. Зря надеялся. Он продолжал ползти на меня, словно Терминатор, преследующий Сару Коннор.