Хюбрис, или В тени маяка

Кроме того, Йоост приближался с моей стороны, и вскоре все пути для бегства оказались отрезаны. Подойдя к машине вплотную, он облокотился о дверцу и сунул голову в салон. Единственная хорошая новость: от него не пахло мертвечиной. Но тут же я с содроганием заметил, что глаза Йооста двигаются независимо один от другого. Правым он осматривал меня, а левый уставился на блондина. Я бы сказал, выжидающе.

Первым заговорил мой конвоир:

– Привет… Как дела?

– Отлично. (А кто бы сомневался?)

– Закончил?

– Да.

– А я еще нет… Попался упрямый… сменщик.

– Не пускает? – Оказывается, Йоост был способен изобразить ироническое сочувствие.

– Не пускает, с-с-сука… Ты возвращаешься?

– Да.

– Захвати его с собой… Я услуги не забуду… Если попытается… смыться… выколи ему… глаз.

– Лучше я ему уши отрежу.

– На твое… усмотрение… Главное… не дай ему… сбежать… Продержи его… на борту… пару недель… Этого достаточно.

– А потом?

– Что – потом?

– Что с ним делать?

– Делай… что хочешь.

– Это мне нравится. – Йоост медленно кивнул. В его словах мне почудилось предвкушение.

Я обливался ледяным потом и задыхался, зажатый между этими выходцами из кошмара. В глазах двоилось; деревья превратились в струи чернильных теней, текущие вверх вопреки силе тяжести и остаткам здравого смысла. Словно впитанные землей и перебродившие, смерть и тлен возвращались нефтяными фонтанами, питая собой порождения темноты, холода, отверженности и предательства, помогая им воплотиться и поддерживая эти воплощения в течение времени, достаточного для… А кстати, для чего? В сказочку про мертвецов, поднятых из могил или, если угодно, с морского дна, чтобы разобраться с живыми, – то есть, фактически, про воздаяние («…и воздастся каждому по делам его…»), я не верил ни секунды. Тут было что-то другое, гораздо более сложное и тонкое; действо, смысл которого от меня ускользал…

– Вылезай, дружище, – ласково попросил Йоост, прерывая лихорадочную суету моих мыслишек. – У Мариуса полно дел, не будем его задерживать.

Ну что же, теперь я, по крайней мере, знал, как зовут блондина. Пользы от этого не было никакой, разве что… когда-нибудь и я сойду на берег, чтобы кое с кем поквитаться. Интересно, буду ли я при этом скорее жив, как Йоост, или скорее мертв, как Мариус? И почувствую ли я хоть что-нибудь, кроме сосущей пустоты? Говорят, месть – ни с чем не сравнимое, единственное настоящее удовольствие…

Я уже потерял Ирину, сейчас у меня забирали машину, и впереди маячила реальная перспектива остаться без ушей, а я думал о всякой херне. Ощущение потери трансформировалось в игру с самим собой: я проверял, чего нужно лишиться, чтобы наконец схватиться за голую жизнь, будто за обломок кораблекрушения. Прежде у меня не хватало смелости на подобные опыты, а ныне все складывалось само собой. Это слегка напоминало падение в пропасть: если не видишь дна, возникает иллюзия свободного полета.

Как только подошвы моих кроссовок коснулись асфальта, блондин перебрался на освободившееся место. Двигатель «ниссана» взревел; машина резко развернулась и уехала. Я мысленно попрощался с «патролом», прослужившим мне верой и правдой столько лет. Ясно было, что Мариус его угробит, а Йоост, вероятно, угробит меня.

Однако я мог прожить еще минимум две недели. Учитывая, как круто все изменилось за минувшие двое суток, этот срок выглядел не таким уж смехотворным.

40

Байкер, доктор, мертвец, душегуб. Кто встретится мне следующим? Да и будет ли следующий? И с каждым разом – все хуже предчувствия, все тоскливей ожидания. Правда, после Мариуса даже Йоост мог показаться общительным спутником. Под старый анекдот о раввине, который посоветовал молодому еврею жениться на хромой («А так ты уже на всем готовом!»), он повлек меня, прихрамывающего, в темную аллею. Мои скованные движения он поначалу корректировал мягкими прикосновениями, потом, видно, счел это излишним. И, в общем-то, счел правильно: я ни за что не стал бы рисковать ушами, имея столь ничтожные шансы.

Мы брели, словно парочка отдыхающих, которые прогуливаются в санаторном парке, но на самом деле не было ничего более далекого от этой идиллической картинки. Кстати, о картинках. Слегка освоившись, я начал поглядывать по сторонам. Лучше бы я этого не делал. Очень скоро мне на глаза попалось первое свидетельство того, что Йоост действительно «закончил».

Совершенно голая женщина стояла на четвереньках перед миской, полной дождевых червей. Волосы были острижены очень коротко; кожа приобрела землистый оттенок. Прежде чем тело окоченело, его закрепили при помощи проволоки, натянутой между деревьями, так что отвратительная «скульптура» напоминала и о марионетках, и о собаках Павлова. Особенно если учесть, что над головой несчастной позвякивал на ветру привязанный к ветке колокольчик.