Хюбрис, или В тени маяка

Дальше, в нескольких шагах от края аллеи, виднелся выпотрошенный корпус старого телевизора. Вроде бы ничего такого, но внутри находилась отрезанная голова. Из открытого рта веером торчали куски проволоки – на этот раз колючей. Вместо глазных яблок кто-то вставил круглые значки с флуоресцентными смайликами. Впрочем, я догадывался, кто обладал столь своеобразным чувством юмора.

Поймав мой искоса брошенный взгляд одним своим глазом (подозреваю, другой в это время продолжал смотреть вперед), Йоост пожал плечами – мол, сделал как умею, не судите слишком строго. Думаю, маршрут он выбрал не случайно; мне выпала сомнительная честь быть первым и, возможно, единственным посетителем выставки его жутких художеств. Наверное, убийцам тоже свойственно тщеславие, но кто способен по-настоящему оценить демонстрацию жертв? Разве что другой патологический убийца.

На меня же все это действовало, будто недостаточная для отключения доза наркоза: одурманивало, лишало воли, отравляло каждую вялотекущую мысль. Так что в любом случае Йоост не прогадал. Доставка «упрямого сменщика» не должна была причинить ему особых хлопот.

Я насчитал еще три трупа, прежде чем мы дошли до конца аллеи. Ни в одном случае Йоост не удовлетворился обыкновенным убийством. Каждой жертве он уделил немало времени, и, если бы существовал какой-нибудь театр мертвецов для окончательных извращенцев, он мог бы ставить в нем свои замороженные смертью аллегорические спектакли. Похоже, он потратил больше суток, облекая в плоть свое зловещее послание. Я, ничтожный и неблагодарный зритель, был далек от мысли, что эти постановки предназначены специально для меня, что я способен оценить их по достоинству, во всей полноте и многозначности, – однако от этого легче не делалось, и каждая застывшая сцена, каждый окоченевший «актер» вгоняли в дрожь. Вскоре я дрожал постоянно, будто обмочился на ледяном ветру. Воистину – «сухопутная лихорадка». Только теперь мне казалось, что высадившиеся с корабля-призрака вовсе не бежали от этой напасти, а сами были причиной и разносчиками болезни. И я стал очередным зараженным.

За парком ломаной линией выстроились скалы, между которыми блестел морской горизонт. Эта картина радовала меня не больше, чем вид эшафота веселит приговоренного. Йоост внезапно остановился, и мне пришлось сделать то же самое.

– Слушай, дружище, ты собираешься всю дорогу молчать? Так дело не пойдет. Поговори со мной, а то мне начинает казаться, что я тебе не нравлюсь.

М-да, опять этот легкий, искрящийся юмор, с которым легче жить, преодолевать невзгоды и сносить издевательства. Причин у Йооста могло быть сколько угодно – взять хотя бы явные, что называется на лице написанные, признаки синдрома Ангельмана. Я открыл рот и прохрипел что-то непонятное даже мне самому. В голову не приходило ничего, что могло бы развеять «опасения» этого улыбающегося чудовища. Никогда не умел по заказу выдавливать из себя нужные слова – ни на бумаге, ни вслух. Если от дурацкой болтовни зависело, состоится ли перепихон, я мог только мычать. Ничего удивительного, что сливки снимал очаровательный и всегда находчивый Бирнбаум. Может, мне следовало тренироваться перед зеркалом, а? Но теперь уже поздно.

Немного поморозив меня своим декабрьским взглядом, Йоост разочарованно хмыкнул.

– Какой же ты, мать твою, сказочник, если не можешь выдумать историю для простого моряка, который сошел на берег впервые за двадцать лет?

Я не стал спрашивать, с чего он взял, что я сказочник. Уроки Хендрика не прошли даром. Похоже, эти ребята из команды «Летучего голландца» водили друг друга и своих сменщиков по чужим снам с такой же легкостью, с какой я переключал каналы своего «филипса». И не только водили, а еще и показывали тех, до кого еще не добрались наяву.

Что-то щелкнуло у меня в мозгу, будто сработал спусковой механизм. Я вдруг заговорил – вопреки собственным ожиданиям и даже вопреки желанию. Непонятно, каким образом засорила мою память эта история, да еще с именами; я был почти уверен, что ничего подобного не читал. Возможно, я услышал ее от кого-нибудь, но не помнил, когда и от кого.

После первых же моих слов Йоост удовлетворенно кивнул и жестом предложил двигаться дальше.

41

– Однажды, во время стоянки в порту, капитан – назовем его… Бернард – увидел с мостика совсем юную девушку, которая явно искала приключений на свою молоденькую попку. Припортовыми шлюхами капитан брезговал, мысль о том, чтобы вставлять смазливому юнге, как это делал его помощник, внушала ему еще большее отвращение, а между тем давление в котле возрастало, и требовалось хотя бы изредка выпускать пар, чтобы не снесло крышу. Бернард был, как говорится, мужчина в самом соку, с женитьбой у него не сложилось, алкоголь не скрашивал одиночества, погружая в черную меланхолию. Впереди была пустыня моря и пустыня жизни.