Хлоп-страна

Подали знак, я вышла на сцену. Монолог мне долго не давался, я заучивала его с большим трудом. А сейчас я произносила чужие слова совершенно свободно, будто от себя. Я ни разу не взглянула туда, где сидел Федя, не убедилась даже в том, что его не прогнали с незаконно занятного места. Муж, в моей истории, жаловался, что его жена (то есть я) не удовлетворяет его сексуально, а семейный доктор принял его сторону, посоветовав мне выбрить лобок. Муж получал наслаждение, брея гениталии, словно эта часть моего тела существовала отдельно от остальных и была единственным, что он во мне ценил. Разматывая шарф, я рассказывала о том, как он это делал, описывала припухлость моего лишённого волос лобка.

– В конце концов я решила, что всё, хватит. Волосы растут там неслучайно, – заявила я. – Нельзя выбирать из меня куски, которые ты хочешь, и выкидывать остальные. Давай-ка соберись с силами и прими всё вместе. – Сказав это, я вытряхнула шпильки и распустила волосы, любуясь как бы со стороны их блеском в лучах прожекторов, а затем пригвоздила Федю взглядом к креслу: – Смирись, – призывала я, – и прими меня такой, какая я есть.

Впрочем зал был затемнён, и Федю я не разглядела. Последовали аплодисменты, и я быстро ушла со сцены. Администратор даже не взглянула в мою сторону: она уже вызывала на сцену следующую актрису. Режиссёр ткнула в лежавшую перед ней распечатку, указывая мне на какие-то строчки: оказывается, я отступила от текста.

– Прошу прощения, – пробормотала я, – вдохновение накатило.

Ни разу в жизни я не курила, а тут вдруг захотелось. Я шагала по гримёрке, кусая ногти в ожидании, когда придёт время моего второго короткого выхода на сцену. Мне разом тут всё осточертело. Я вспомнила, как завелась, представляя, что встречу Хану после спектакля и тогда начнутся наши приключения. Теперь меня даже передёрнуло от несоответствия происходящего. Я тосковала по Хане, мне хотелось встретить с ней чертовски холодный закат над Тихим океаном поблизости от моего дома, а затем отправиться на поиски приключений, пройти сложными маршрутами, чтобы испытать друг друга. Подняться на утёс Хаф-Доум, пройти по Сьерра-Неваде, поставить палатку в Долине Смерти, затеряться в самых труднодоступных местах Америки. Геройские мечты. Однако Хана в Портленде и, должно быть, как раз сейчас болтается в баре с какой-нибудь юной панкушкой. А я тут вынуждена выяснять с Федей отношения, которые меня, казалось бы, уже давным-давно не касаются.

Пьеса шла ещё целый час. Когда я наконец смыла грим и переоделась в привычные джинсы и футболку, Федя уже вышел из театра. Я увидела его на улице: он курил перед выходом.

– Ну как? – спросила я. – Как тебе?

– Ты это о чём? О спектакле? А что я, по-твоему, должен про него думать?

– Откуда я знаю? Ну, тебе понравилось? Как мой монолог?

– Я так понимаю, что это какая-то феминистская штучка? Разные там нападки на мужиков?

– Не совсем.

– По-моему, половина ваших актрис боится микрофона. Да вообще все выглядели испуганными. И что у вас там со звуком? То включается, то пропадает, я вообще ничего не понял.

– Совсем ничего?

– Ну у меня же ещё джетлаг. Так что я там в середине даже задремал.

«Госпожа» Хизер вышла из театра и направилась к нам. Она сняла сценический костюм, облачилась в обычную водолазку и сразу стала похожа на воспитательницу детского сада.

– Мы в бар собрались, – объявила она. – Идёте с нами?

– Конечно, – кивнула я.

В этот момент Федя вдруг положил руку мне на плечо, почти касаясь ключицы, и принялся легонько поглаживать. Его тяжёлое, пропитанное табаком дыхание щекотало мне кожу.

– Федя, – сказала я по-русски, отодвигаясь, – мы собираемся отметить премьеру. Ты ведь никуда не торопишься?

Он улыбнулся и похлопал меня по спине:

– Куда мне теперь торопиться? И так вон куда заехал.

Время было позднее, бар оказался набит битком, толпа выплёскивалась наружу, и гул разговоров был слышен с противоположной стороны улицы. Мы просочились внутрь, и Хизер заказала всем по рюмке водки в честь русского гостя. Федя в ответ произнёс тост. Он сказал с сильным русским акцентом:

– Всю жизнь слышал, что американки – уродины. Так выпьем же за преодоление стереотипов!

И подмигнул мне, как бы спрашивая: что, удалась проделка?

– Твой приятель – настоящий неандерталец, – сказала мне Хизер, отодвигаясь подальше от Феди. – И где ты таких берёшь? Поначалу кажется забавным, но потом вдруг понимаешь, что он вовсе не играет, а и впрямь думает то, что говорит.

Я увидела в глубине бара наших режиссёра с администратором. Они обнимались и улыбались. Улыбка досталась и мне: теперь, когда самое трудное позади, они были готовы, вполне в калифорнийском духе, всё простить и снова меня полюбить. Я представила знакомым Федю и заказала ещё выпивку. Все проявили интерес к русскому, и он принялся объяснять, что прилетел в Сан-Франциско на конференцию по компьютерным играм, что у него в Москве своя фирма и что он надеется вскоре открыть филиал в Силиконовой долине.

Тут кто-то схватил меня за руку. Это была Минна – мы с ней жили последние несколько лет.