Хлоп-страна

Вечером Энджи устроила себе праздник с гамбургером и молочным коктейлем. Притащила еду домой и, оторвавшись на полчаса от всех экранов, съела, уставившись в книжку. Компьютер выключен, телефон обеззвучен, она пережёвывала каждый кусочек по тридцать раз, пытаясь поймать, наконец, ощущение полной удовлетворённости. К тридцати трём годам у Энджи за плечами было две степени бакалавра, две магистерские, заброшенная диссертация и до этого вечера глубочайшее убеждение, что одной жизни недостаточно для того, чтобы воплотить весь свой потенциал или хотя бы оплатить все учебные займы. И вот она – полноценный журналист, слова которого будет читать обещанные сто тысяч посетителей сайта в месяц. Если, конечно, газета выживет в новой своей реинкарнации. Казалось, Эджи было, чем гордиться, а между тем буквы книжки прыгали перед глазами и никак не складывались во фразы.

Вспоминался напряжённый разговор с отцом три года назад, когда она собралась бросить диссертацию по риторике ради годичного магистерского курса по журналистике.

– Почему ты не можешь выбрать себе дело и целеустремлённо продвигаться вперёд? Боюсь, у тебя слишком короткое дыхание, – бросил он жёстко и отстранённо.

И до сих пор его предсказание сбывалось. Последние два года, после окончания курса, ей с трудом приходилось сводить концы с концами, работая посменно в баре пятизвёздочного отеля, триста долларов в не очень удачную ночную смену в баре – ровно столько ей платили за двадцать часов работы в «Пчеле».

Энджи хотелось предъявить отцу официальное письмо найма: вот так вот, а ты сомневался. Нет смысла выбирать карьеру, в которой нет вызова, испытания. В аспирантуру по риторике её занесло по инерции, а выбор журналистики был чуть ли не первым самостоятельным решением. В журналистике каждый сюжет может обернуться жизненно важным; статьи о культуре апеллируют к её знанию истории, языков, литературы и философии. Впрочем, Энджи подозревала, что отец найдёт что возразить против выбранной ею профессии. Поверхностно! Плоско! Ты обращаешься к неразборчивой публике, а могла бы заниматься интеллектуальной деятельностью.

И почему всегда так: то пусто, то густо. На следующий день, в субботу, после того как она выложила на сайт «Пчелы» фотографии с первого акта балета, а потом в баре шесть часов подряд смешивала коктейли (пока что её финансы не позволяли Энджи бросить работу в баре), пришло письмо от её бывшего научного руководителя с кафедры риторики. Заболел коллега и не сможет вести занятия в двух группах. Не согласится ли Энджи, одна из самых способных его аспирантов, в особенности среди тех, кто до сих пор живёт неподалёку, заменить его на остаток семестра? Он намекал, что кафедре нужен новый преподаватель – у Энджи ещё нет степени, но, если она проявит себя как командный игрок и выручит его, можно надеяться на специальное разрешение.

Сомнения вновь нахлынули на неё. Чуть хмельная от виски, выпитого в конце смены с коллегой, сидя на кровати в пижаме с компьютером на коленях, она долго вглядывалась в сообщение, на экране, а её руки с голубыми прожилками, с умными лёгкими пальцами распластались над клавиатурой и легонько подрагивали от непроизвольного напряжения мышц.

Ей представлялся длинный коридор и арочные двери аудиторий, где вокруг классных досок веером расставлены столы, где всё пропахло грифельной пылью и цветочным запахом моющих средств, – детские мечты об университете, навеянные ещё рассказами родителей-преподавателей. Сердце сжималось от печали: хотя она и отказалась от защиты диссертации, но не потеряла любовь к ученичеству. И вот теперь в ней нуждаются, её хотят видеть. Как можно ответить нет?

Она поднялась с кровати. Из окна кухни можно было увидеть кусочек расцвеченного огнями города по другую сторону залива. В воскресенье днём она идёт на фестивальный концерт, ближе к вечеру – открытие выставки. Понедельник – первый полный рабочий день в «Пчеле».

Жаль, на воскресенье не запланировано никакого свидания – ничего, кроме работы. Надо бы позвонить маме, но мешает трёхчасовая разница во времени. Мама, скорее всего, только усложнила бы ситуацию. Энджи, казалось, уже слышала её голос, такой энергичный и звучный: «Почему бы тебе не совместить и то и другое? Кто знает, может, ты снова вдохновишься писать диссертацию? У тебя голова просто устроена для научной работы, надо только сосредоточиться». Диссертация была заветной мечтой родителей.

Со всех сторон её маленькой квартирки сверху вниз на неё смотрели книги. Они возвышались на полке сбоку от кровати, на письменном столе, на кухонном столе и стульях; во всех углах и закоулках высились кипы журналов. Энджи надела спортивные шорты и кроссовки и выскочила наружу в предзакатную тишину, пробежаться вдоль Оклендского порта. Вернувшись, она уже не думала ни о чём, кроме бутерброда с арахисовым маслом и постели.

В воскресенье вечером, когда Энджи обновила рабочий статус в социальных сетях и ответила на множество поздравлений, позвонил старый друг по колледжу.