– Мне очень больно, но главное, если мы разведёмся, девочка, когда она вырастет, будет думать, что с ней было что-то не так, что родители разошлись из-за неё.
– А с ней действительно что-то не так, – замечает отец. – С нами всеми что-то не так. Такая жизнь.
4. Ложный диагноз
Младенца привезли ко мне в отделение скорой помощи в одиннадцать ночи. Привезла мать, чернокожая лет двадцати пяти, одетая в футболку и спортивные брюки.
– Не хочет ничего есть, – объяснила она. – А сегодня утром упал со стола на кухне и ушиб голову.
– Как он оказался на кухонном столе?
– Ну я ж не думала, что он будет двигаться…
Видно было, что шестинедельный ребёнок страдает от боли: он непрерывно громко кричал. Матери не удавалось его успокоить: он не брал ни грудь, ни бутылочку с молочной смесью. Мать не могла точно сказать, потерял ли он сознание, когда упал.
– Я на мгновение отвернулась, гляжу, а он уже на полу и плачет.
При первичном осмотре я заметила у него на левом ухе кровь или что-то похожее на кровь.
– Почему вы не принесли его раньше?
– Так ничего особенного и не было. Его в больнице при рождении сильно повредили, врач щипцами тащил.
Я предупредила дежурного педиатра: есть подозрение на домашнее насилие. Была ли я неправа? Педиатр так не думала. Она велела сделать рентгенограмму черепа и на всякий случай грудной клетки.
Выяснилось, что у младенца двусторонние теменные трещины и повреждения рёбер. Сделали компьютерную томографию, и теменные трещины подтвердились. Ребёнка госпитализировали, записали в диагнозе подозрение на домашнее насилие. Служба опеки забрала его у матери.
Пять специалистов занимались этим малышом, так вы уж извините меня, но я остаюсь при своём мнении: с ним произошло что-то неладное. Конечно, я знаю, что кости черепа у младенцев связаны мягкими тканями и могут иногда накладываться друг на друга. При отсутствии вздутий на мягких тканях рентгеновский снимок трудно истолковать. Но все внешние поведенческие знаки указывают на историю насилия: у матери под глазами круги, ребёнок кричит, когда его берут на руки, не откликается на ласку. Если ребёнок был отобран у матери несправедливо – а лично я полагаю, что команда скорой помощи заслуживает похвалы, – то ошибались мы из соображений предосторожности.
Нет, что-то неладное происходит в нашем обществе, если вместо благодарности мы, первыми забившие тревогу, получили судебный иск. Мать оказалась юристом, она обвинила сотрудников больницы в расизме, дескать диагноз поставили бы другой, если бы речь шла о матери европеоидного происхождения. Никто не стал бы с места в карьер обвинять белую женщину в жестоком обращении с ребёнком. Она подала в суд и на больницу, и на каждого из тех пяти врачей, кто оказывал помощь младенцу, включая, разумеется, и меня. Врачи, которые по её просьбе повторно изучили рентгеновский снимок, вынесли другое решение: по их мнению, он показывает некоторое отставание в окостенении теменной кости – явление редкое, но вполне нормальное.
Ну и ладно. Пусть говорят, что хотят. А я придерживаюсь мнения, которое готова повторить под присягой: с ребёнком, которого я осматривала в кабинете, случилась беда.
Главное – подлинность (Пер. А. Степанова)
Грузчики внесли телевизор и мебель в квартиру-студию, снятую мной в Северном Голливуде, и я позвонила в офис Филиппы. Узнав, что я собираюсь учиться у Филиппы и что она ждёт моего звонка, секретарша соединила меня с начальницей.
– Меня зовут Эстелла, – представилась я. – Пару лет назад я слушала ваш курс «Как прорваться в кино- и телеиндустрию».
– Вы хотите записаться ещё на один курс? – спросила Филиппа.
– А можно пригласить вас пообедать? Вы не потеряете время зря, обещаю.
Мне пришлось дожидаться её у ресторана минут двадцать. Узнала я её сразу, ещё издали: Филиппа слегка сутулилась и ходила, устремив всё своё тело вперёд. Волосы собраны в пучок, отдельные пряди в беспорядке падают на плечи, глубокая косая морщина посреди лба. Глаза её, казалось, двигались независимо друг от друга, озирая разные участки пространства. Я напомнила, что слушала её курс на семинаре по кино и телевидению в Буффало, штат Нью-Йорк, после чего глаза Филиппы сфокусировались чуть пониже моего левого уха, и она принялась уверенным тоном излагать то самое, что я слышала два года назад – и что мне так понравилось:
– Главное здесь – подлинность, – говорила она после того, как мы сделали заказ. – Как агент я всегда советую клиентам, которые готовятся к прослушиванию, помнить три вещи: кто вы, что хотите сказать и к кому обращаетесь. Всё, что вы можете продать, – это ваша собственная история.