Читаем Хлоп-страна полностью

– Мне очень больно, но главное, если мы разведёмся, девочка, когда она вырастет, будет думать, что с ней было что-то не так, что родители разошлись из-за неё.

– А с ней действительно что-то не так, – замечает отец. – С нами всеми что-то не так. Такая жизнь.

<p>4. Ложный диагноз</p>

Младенца привезли ко мне в отделение скорой помощи в одиннадцать ночи. Привезла мать, чернокожая лет двадцати пяти, одетая в футболку и спортивные брюки.

– Не хочет ничего есть, – объяснила она. – А сегодня утром упал со стола на кухне и ушиб голову.

– Как он оказался на кухонном столе?

– Ну я ж не думала, что он будет двигаться…

Видно было, что шестинедельный ребёнок страдает от боли: он непрерывно громко кричал. Матери не удавалось его успокоить: он не брал ни грудь, ни бутылочку с молочной смесью. Мать не могла точно сказать, потерял ли он сознание, когда упал.

– Я на мгновение отвернулась, гляжу, а он уже на полу и плачет.

При первичном осмотре я заметила у него на левом ухе кровь или что-то похожее на кровь.

– Почему вы не принесли его раньше?

– Так ничего особенного и не было. Его в больнице при рождении сильно повредили, врач щипцами тащил.

Я предупредила дежурного педиатра: есть подозрение на домашнее насилие. Была ли я неправа? Педиатр так не думала. Она велела сделать рентгенограмму черепа и на всякий случай грудной клетки.

Выяснилось, что у младенца двусторонние теменные трещины и повреждения рёбер. Сделали компьютерную томографию, и теменные трещины подтвердились. Ребёнка госпитализировали, записали в диагнозе подозрение на домашнее насилие. Служба опеки забрала его у матери.

Пять специалистов занимались этим малышом, так вы уж извините меня, но я остаюсь при своём мнении: с ним произошло что-то неладное. Конечно, я знаю, что кости черепа у младенцев связаны мягкими тканями и могут иногда накладываться друг на друга. При отсутствии вздутий на мягких тканях рентгеновский снимок трудно истолковать. Но все внешние поведенческие знаки указывают на историю насилия: у матери под глазами круги, ребёнок кричит, когда его берут на руки, не откликается на ласку. Если ребёнок был отобран у матери несправедливо – а лично я полагаю, что команда скорой помощи заслуживает похвалы, – то ошибались мы из соображений предосторожности.

Нет, что-то неладное происходит в нашем обществе, если вместо благодарности мы, первыми забившие тревогу, получили судебный иск. Мать оказалась юристом, она обвинила сотрудников больницы в расизме, дескать диагноз поставили бы другой, если бы речь шла о матери европеоидного происхождения. Никто не стал бы с места в карьер обвинять белую женщину в жестоком обращении с ребёнком. Она подала в суд и на больницу, и на каждого из тех пяти врачей, кто оказывал помощь младенцу, включая, разумеется, и меня. Врачи, которые по её просьбе повторно изучили рентгеновский снимок, вынесли другое решение: по их мнению, он показывает некоторое отставание в окостенении теменной кости – явление редкое, но вполне нормальное.

Ну и ладно. Пусть говорят, что хотят. А я придерживаюсь мнения, которое готова повторить под присягой: с ребёнком, которого я осматривала в кабинете, случилась беда.

<p>Главное – подлинность (Пер. А. Степанова)</p>

Грузчики внесли телевизор и мебель в квартиру-студию, снятую мной в Северном Голливуде, и я позвонила в офис Филиппы. Узнав, что я собираюсь учиться у Филиппы и что она ждёт моего звонка, секретарша соединила меня с начальницей.

– Меня зовут Эстелла, – представилась я. – Пару лет назад я слушала ваш курс «Как прорваться в кино- и телеиндустрию».

– Вы хотите записаться ещё на один курс? – спросила Филиппа.

– А можно пригласить вас пообедать? Вы не потеряете время зря, обещаю.

Мне пришлось дожидаться её у ресторана минут двадцать. Узнала я её сразу, ещё издали: Филиппа слегка сутулилась и ходила, устремив всё своё тело вперёд. Волосы собраны в пучок, отдельные пряди в беспорядке падают на плечи, глубокая косая морщина посреди лба. Глаза её, казалось, двигались независимо друг от друга, озирая разные участки пространства. Я напомнила, что слушала её курс на семинаре по кино и телевидению в Буффало, штат Нью-Йорк, после чего глаза Филиппы сфокусировались чуть пониже моего левого уха, и она принялась уверенным тоном излагать то самое, что я слышала два года назад – и что мне так понравилось:

– Главное здесь – подлинность, – говорила она после того, как мы сделали заказ. – Как агент я всегда советую клиентам, которые готовятся к прослушиванию, помнить три вещи: кто вы, что хотите сказать и к кому обращаетесь. Всё, что вы можете продать, – это ваша собственная история.

Перейти на страницу:

Все книги серии Время читать!

Фархад и Евлалия
Фархад и Евлалия

Ирина Горюнова уже заявила о себе как разносторонняя писательница. Ее недавний роман-трилогия «У нас есть мы» поначалу вызвал шок, но был признан литературным сообществом и вошел в лонг-лист премии «Большая книга». В новой книге «Фархад и Евлалия» через призму любовной истории иранского бизнесмена и московской журналистки просматривается серьезный посыл к осмыслению глобальных проблем нашей эпохи. Что общего может быть у людей, разъединенных разными религиями и мировоззрением? Их отношения – развлечение или настоящее чувство? Почему, несмотря на вспыхнувшую страсть, между ними возникает и все больше растет непонимание и недоверие? Как примирить различия в вере, культуре, традициях? Это роман о судьбах нынешнего поколения, настоящая психологическая проза, написанная безыскусно, ярко, эмоционально, что еще больше подчеркивает ее нравственную направленность.

Ирина Стояновна Горюнова

Современные любовные романы / Романы
Один рыжий, один зеленый. Повести и рассказы.
Один рыжий, один зеленый. Повести и рассказы.

Непридуманные истории, грустные и смешные, подлинные судьбы, реальные прототипы героев… Cловно проходит перед глазами документальная лента, запечатлевшая давно ушедшие годы и наши дни. А главное в прозе Ирины Витковской – любовь: у одних – робкая юношеская, у других – горькая, с привкусом измены, а ещё жертвенная родительская… И чуть ностальгирующая любовь к своей малой родине, где навсегда осталось детство. Непридуманные истории, грустные и смешные, подлинные судьбы, реальные прототипы героев… Cловно проходит перед глазами документальная лента, запечатлевшая давно ушедшие годы и наши дни. А главное в прозе Ирины Витковской – любовь: у одних – робкая юношеская, у других – горькая, с привкусом измены, а ещё жертвенная родительская… И чуть ностальгирующая любовь к своей малой родине, где навсегда осталось детство

Ирина Валерьевна Витковская

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги