Хоббит, или Туда и обратно

- Их сделали не тролли. Это старые, очень старые клинки Высших Эльфов Востока, моей родни. Они были сделаны в Гондолине, для войн с гоблинами. Они были принесены на хребте дракона или грабителями гоблинами, когда кто-то из них уничтожил город много веков назад. Эта руна Форин, называется Оркрист, Рассекатель Гоблинов на древнем языке Гондолина; это знаменитый клинок. Эта Гендальф, Глемдринг, Вражий Молот, который король Гондолина некогда носил. Храните их крепко!

- Как же они оказались у троллей? – спросил Форин, глядя на меч с новым интересом.

- Этого я сказать не могу, - ответил Эльронд, - но могу предположить, что они ограбили других грабителей или набрели на остатки старых грабежей где-то в тайниках гор. Я слышал, что старые забытые сокровища все еще находят в пустынных пещерах рудников Мориа, со времен войны гномов и гоблинов.

Форин взвесил его меч.

- Я сохраню славу этого меча, - сказал он. – Возможно он снова будет сечь гоблинов!

- Я полагаю, что скоро он покажет себя в этих горах, - сказал Эльронд – Но покажи-ка мне карту еще раз.

Он взял ее и долго смотрел, тряся головой, хотя и не одобрял любви гномов к золоту, тем не менее ненавидя драконов и их жестокость и болезненно вспоминая руины города Долины, его веселые колокольчики и пылающие насыпи яркой Бегущей Реки. Луна светила широким серебряным серпом. Он поднял карту и лунный свет прошел сквозь нее, высветив руны, которые говорили «дверь, пять футов в высоту и трое могут пройти бок о бок».

- Какие они, лунные руны? – спросил полный возбуждения хоббит. Он любил карты, как я уже говорил, а также руны и буквы, особенно написанные с великим тщанием, хотя сам писал тонко и коряво.

- Лунные руны – это руны-письмена, но ты не можешь их увидеть, сказал Эльронд, - не тогда, когда смотришь прямо на них. Они видны, когда Луна сияет за ними и даже более того, для прочтения Луна должна быть в определенной фазе определенного сезона и дня, когда они были написаны. Гномы изобрели их и написали серебряными ручками, о чем твои друзья могут тебе поведать. Эти были написаны в середине лета, в фазу рогатой Луны много времени назад.

- Что они говорят? – спросили Гендальф и Форин одновременно, немного раздосадованные, что Эльронд узнает это первым, хотя по сути у них не было шанса раньше.

- Встаньте у коричневого камня, когда простучит дрозд, - читал Эльронд, - и пусть последние лучи солнца Дня Дюрина засияют напротив замочной скважины.

- День Дюрина! – воскликнул Форин. - Он был отцом отцов древнейшей расы гномов, Длиннобородый, мой первый предок и я его наследник.

- И когда этот день? - спросил Эльронд.

- Первый день нового года гномов, - ответил Форин, - как всем следует знать, в первый день последней луны, когда осень переходит в зиму. Мы называем это днем Дюрина, когда луна и солнце на небе вместе. Но это не может особо нам помочь, поскольку прошло в наши дни умение, угадать, в какой момент это произойдет снова.

- Останется посмотреть, - сказал Гендальф. – Тут написано что-то еще?

- Ничего не видно под этой луной, - ответит Эльронд и возвратил карту Форину и тогда они пошли к воде посмотреть на танец эльфов и спеть о кануне середины лета.

Утро следующего дня было чудесно и свежо, как нельзя было и мечтать: голубое небо без облаков, солнечные блики на воде. Они тронулись в путь с добрыми пожеланиями, с сердцами, полными запала, знанием дороги, по которой должны были дойти до Туманных Гор и земле за ними.

Глава 4. Над и под холмами.

Было множество дорог, которые вели в горы и множество проходов через них. Но большая часть их были обманом или ловушками и не вели никуда, либо заводили в тупики; большинство которых было наполнено злом и страшными опасностями. Гномы и хоббит, подкрепленные мудрым советом Эльронда и знанием и памятью Гендальфа шли по нужной дороге в правильном направлении.

Долгие дни прошли с того момента, как они оставили долину и Последний Гостеприимный дом, а они все шли и шли вверх, оставив за спиной много миль. Это была тяжелая и опасная дорога, извилистая, уединенная и длинная. Сейчас, если бы они оборачивались назад, видны были бы земли, которые они покинули, лежащие далеко внизу. Далеко, очень далеко на Западе, где очертания были сини и неясны, Бильбо видел его собственную землю, безопасную и полную удобных вещей и маленькую свою нору. Он дрожал. Становилось очень холодно и ветер гуляющий среди скал, вызвал в нем мелкую дрожь. Валуны, скатывающиеся по бокам гор и проносящиеся между ними (пока удачно) и над головами (что очень тревожило). Ночи были холодны и начисто лишены комфорта и они не осмеливались разговаривать или напевать очень громко, опасаясь разнузданного эха; тишина казалась неприятно непрерывной – исключая шум воды, завывание ветра и треск камней.