Хоббит, или Туда и обратно

Как только глаза начали привыкать к сумраку, они могли различить небольшую дорожку с каждой стороны, наподобие темно-зеленого сполоха. Случайно, тонкий луч солнца по какой-то удаче проскользнул между листьев и по еще большей удаче не был прегражден переплетением ветвей и веточек внизу, пробившись тонким и ярким перед ними. Это была редкость, которая вскоре прекратилась.

В лесу были черные белки. Только зоркий глаз Бильбо мог часто видеть их тела, прыскающие с дороги и укрывающиеся за древесными стволами. Там раздавались странные шумы: ворчание, звук драки и чье-то движение под землей и среди листвы, которая лежала бесконечно толстым слоем на земле, но кто производил шумы он разглядеть не смог. Самая неприятная из увиденных им вещей была паутина: черная плотная паутина, нити которой были невероятно толсты, часто простирались с дерева на дерево или свисала на нижние ветви по обе стороны их. Через дорогу они не перекидывались ,но толи магия удерживала тропинку в чистоте, то ли была какая иная причина, этого они угадать не могли.

Спустя немного времени, они стали ненавидеть лес почти также сильно, как и тоннели гоблинов, откуда, казалось, было даже меньше надежды выбраться. Но они шли и шли долго уже после того, как начали чувствовать потребность в солнце и небе и страстно желать ветра, дующего в лица. Под кронами воздух был неподвижен и постоянно было темно и душно. Это чуяли даже гномы, которые часто обретались по тоннелям и подолгу жили без солнечного света, но хоббит, которому хотя и нравились норы устроенные под дом, ни проводил летние дни внутри, чувствовал, что медленно задыхается.

Ночами было хуже. Они были смоляно-черными – не то, что вы называете это, а действительно смоляными, такие темные, что на самом деле не было ничего видно. Бильбо пытался хлопать в ладоши перед носом, но совершенно ничего не видел. Хотя, возможно не совсем правда говорить, что они не видели ничего, ибо они видели глаза. Спали они, сбившись в кучу, дежурили по очереди и когда наступала очередь Бильбо, они видел проблески во тьме, окружавшей его и иногда, пары глаз желтого, красного или зеленого цвета пристально смотрели на него с небольшого удаления, после чего медленно гасли и исчезали и также медленно загорались в другом месте. Иногда, они сверкали с деревьев прямо над ним и это ужасало. Но глаза, которые от не любил больше всего, были бледные и на выкате. «Глаза насекомого, не зверя» думал он, «только они очень большие».

Хотя холодно не было, они пытались зажигать на ночь сторожевой костер, но вскоре это делать перестали. Он привлекал сотни глаз вокруг, хотя существа, если это были существа, никогда не позволяли высветить свои тела языкам пламени. Самое плохое, что огонь приманивал тысячи темно-серых и черных мотыльков, некоторые из которых были размером с ладонь, которые хлопали крыльями и вились вокруг глаз. Они не могли остановить ни мотыльков, ни черных, как котелок, летучих мышей и гасили костер и проводили ночь, дремля в ненормальной, пугающей темноте.

Происходящее казалось для хоббита тянувшимся веками; он постоянно был голоден с их предельными осторожностями при использовании запаса еды. Проходил день за днем, а все равно вокруг был лес и они начали становиться раздражительными. Пища не была бесконечной и ее становилось все меньше и меньше. Они пытались стрелять белок и потратили много стрел, прежде чем им удалось подстрелись одну на дороге. Но когда ее поджарили, она оказалась такой гадостной на вкус, что белок было решено более не стрелять.

Также они хотели пить, но и запасы воды были скудны, и за все время, они не видели ни ручейка, ни речки. Будучи в таком положении, в один прекрасный день, они обнаружили пересекающую дорогу реку. Текла они быстро и сильно, хотя в месте пересечения пути была не слишком широка и была черной или выглядела таковой во мраке. Хорошо еще Бьерн предупреждал на ее счет, а то бы они непременно напились несмотря на цвет или наполнили опустевшие бурдюки на берегу. Поэтому, они лишь задумались о том, как будут при этом переправляться, не вымочившись в воде. Когда то через реку был мост, но он сгнил и упал, а из остатков остались лишь подпорки у берега.

Бильбо встал на колени на краю и вглядевшись во тьму прокричал:

- Там лодка у того берега! Сейчас, почему бы ее не достать с той стороны!

- Ты думаешь она не слишком далеко? – спросил Форин, поскольку теперь они знали, что глаза Бильбо острее, чем у каждого из них.

- Вовсе не далеко. Мне кажется ярдов двенадцать.

- Двенадцать ярдов! Мне думается не меньше тридцати, но мои глаза уже не так остры, как были сотни лет назад. Хотя теперь, двенадцать, это так же хорошо, как и миля. Мы не можем ни перепрыгнуть, не перейти вброд, ни переплыть.

- Кто-нибудь из вас, может бросить веревку?

- Что в этом хорошего? Лодка, я уверен, привязана там, даже если мы подцепим ее крюком, в чем я сомневаюсь.