ХОХО. Целую. Обнимаю

Он произносит это самым обыденным тоном, словно мы говорим о погоде. С того вечера в Лос-Анджелесе я вспоминаю, что мать растила его в одиночку.

— Он совсем исчез с горизонта? — тихо спрашиваю я.

— С тех пор, как мне исполнилось четыре — и как я научился петь, если так подумать.

Джеву ухмыляется, явно поддразнивая нас обоих, хотя тема для разговора невеселая. Но я отлично понимаю почему: можно скрывать боль за шутками. Сама так не раз делала.

— Ты уходишь? — пытаюсь я сменить тему.

— Собирался… У меня нет других планов на день, — отвечает он, словно чего-то от меня ожидая.

— Ты… — Джеву смотрит на мои губы, словно поторапливая слова, которые готовы с них сорваться, — не хочешь навестить бабушку вместе со мной?

— Ты еще спрашиваешь? — широко улыбается он.

Я закатываю глаза.

— Пошли уже!

И мы двигаемся вперед по обрамленной деревьями дорожке.

Сама не знаю, что заставило меня пригласить его, ведь я даже толком не понимаю, кто мы друг для друга — тайные друзья или тайные друзья, которые едва не поцеловались, — и устраивает ли меня это? Но я вдруг осознаю: все это не имеет значения, и я просто рада видеть его в такой прекрасный день.

— Обычно ты приходишь сюда один? — интересуюсь я. — Когда я встретила Натаниэля и Йонмина в магазине школьной формы, с ними был тот человек…

— Скорее всего, это был Нам Джисок, наш менеджер. Обычно он действительно сопровождает меня на прием каждую неделю, но сегодня у Сун-хена и Йонмина были другие мероприятия, которые требовали его внимания. Йонмин уехал на съемки рекламы, а Сун-хен участвует в кулинарном шоу.

От меня не ускользает то, что он не упомянул Натаниэля. Надеюсь, сегодня тот не занят в сольных выступлениях потому, что у него уже были планы, а не потому, что никуда не зовут.

Аллея заканчивается небольшой лужайкой. Где-то вдалеке я все еще вижу мальчика с его дедушкой и их воздушным змеем.

Джеву предлагает понести что-нибудь из моих вещей. Виолончель я ему не могу дать, поэтому он настаивает хотя бы на буханке хлеба.

Когда мы подходим к клинике, Джеву придерживает для меня дверь. Я сразу направляюсь к стойке администрации, чтобы сделать отметку в журнале: «Дженни Го + 1 посетитель».

Обернувшись, я нигде не вижу Джеву. Я продолжаю искать его взглядом в зале ожидания, когда он выходит из небольшого сувенирного магазина с букетом розовых гвоздик в руках.

Мое сердце снова делает кульбит в груди.

Еще он надел маску на нос и рот — скорее всего, чтобы скрыть свою личность. К тому же это все-таки медицинский центр, лишних предосторожностей здесь не бывает.

Администратор провожает нас до палаты. На посту медсестры я представляюсь, а Джеву передает хлеб. Медсестры вздыхают «Омона!»[38] и «Ах!» над выпечкой, но больше из-за Джеву — он запросто очаровал их, даже несмотря на маску. Затем главная медсестра ведет нас к бабушке в палату, которую та делит еще с тремя пациентками.

Бабушкино место ближе всех к двери. Стоит ей заметить меня, как все ее лицо озаряется улыбкой.

— Дженни-я!

Я подхожу ближе и беру ее за руки. Утром мама предупредила по телефону, что придет позже, а мне можно не ждать ее и ехать самой. Я еще ни разу не оставалась с бабушкой один на один, поэтому переживала, вдруг нам обеим будет неловко, но при виде ее улыбки все мои волнения быстро исчезают.

Бабушка наклоняется ко мне и спрашивает (громче, чем хотелось бы):

— Это твой парень?

— Хальмони! — охаю я. — Я в Корее всего неделю!

Она хихикает.

— Когда я была в твоем возрасте, мальчики постоянно приносили мне подарки и говорили, что я им нравлюсь.

Джеву смеется.

— Все так и осталось, хальмони. — Он передает бабушке цветы.

— Омона! — восклицает она. Остальные пациентки, тоже пожилые женщины, которые явно подслушивали, начинают одобрительно посмеиваться.

Как только мы с Джеву придвигаем стулья к бабушкиной кровати, она начинает расспрашивать, как прошла первая неделя в академии («Отлично!») и завела ли я друзей. Похлопав Джеву по руке, она добавляет:

— Кроме Джеву-сси, конечно.

Я рассказываю о Ги Тэке и Анджеле и едва не пробалтываюсь о Натаниэле, но рядом с Джеву говорить о нем было бы неловко. Я стараюсь держать дистанцию с Натаниэлем, но это сложно делать, не объясняя ему причин. Хотя, мне кажется, он и так начинает понимать.

— А как у тебя дела с соседкой по комнате? — интересуется бабушка.

— Она… — Я запинаюсь. — Она уважает мое личное пространство.

Думаю, это наиболее тактичный способ сказать, что мы не стали подругами.

Хальмони цокает языком.

— Постарайся наладить с ней отношения, если она позволит. Хорошая соседка по комнате может стать подругой на всю жизнь.

Бабушки на остальных больничных койках громко соглашаются.