– О, Эдуард Фридрихыч, как я рад вас видеть…
Однако господин Херклафф отнюдь не был склонен к дежурным любезностям:
– Я же гофорил тебе, думкопф, тупая ты задница, что мне нушно фыфести наши ценности. Там федь есть и тфоя доля. А ты сидеть, как пень, и ничефо не делать!
– А что я должен делать? – тихо спросил «главный», и его кроличья мордочка исказилась от страха.
– О майн готт, с какими болфанами мне приходится иметь дело. Срочно организуй зафарушку! – приказал гость, надвигаясь на него, как удав.
– В каком смысле? – побледнел «главный».
– Кончай фалять дурака! – загремел Херклафф. – Делай, что тебе гофорят!
– Но я и так сижу на штыках, – залепетал хозяин кабинета, – а если дело не выгорит, то меня же просто посадят!
– А мне што за дело! – надменно ответствовал гость. – Но если ты, мерзафец, не фыполнишь тофо, что я тебе фелю, то я тебя просто с гофном съем! – Херклафф осклабился, обнажив свои клыки. «Главный» задрожал, будто осиновый лист, а гость недвусмысленно пододвинул к нему телефонный аппарат.
– Да я это, – заговорил в трубку хозяин кабинета, набрав дрожащим пальцем нужный номер. – Высылайте отряд ОМОНа… Куда? – шепотом осведомился он у Херклаффа, прикрыв трубку ладошкой.
– Куда хочешь, туда и фысылай – презрительно ответил тот. – Глафное – обеспечь этот, как ефо… Да-да, шум!
– Ну, тогда к министерству внутренних дел, – велел «главный» и, положив трубку, искательно обратился к гостю: – Теперь вы удовлетворены, уважаемый Эдуард Фридрихыч?
– Удофлетфорен, – бросил Херклафф и, небрежно открыв дверь ногой, покинул кабинет.
Выходя из здания ЦК, он увидел «газики» ОМОНа, мчащиеся в сторону МВД, и удовлетворенно пробормотал:
– Ну фсе, дело сделано, можно и фосфояси…
Антип и Мисаил сидели за столом в небольшой уютной комнате Ефросинии Гавриловны и пили чай. Радушная хозяйка потчевала скоморохов блинами с черничным вареньем, которые те уплетали за обе щеки. От более крепкого угощения они решительно отказались.
– Нынче ночью мы должны быть свежими и тверезыми, – с некоторым сожалением сказал Антип.
– Нам предстоит выполнить важное задание, – начал было Мисаил, но Антип незаметно наступил ему на ногу.
– А я уже давно догадалась, что вы здесь не просто так, -проницательно прищурилась Ефросиния, – и что Савватей Пахомыч по роду занятий вовсе не наш брат скоморох. Не буду расспрашивать вас, кто он на самом деле…
– А мы и сами этого не знаем, – искренне пожал плечами Антип. -Известно только, что нас с ним отправил тот человек, благодаря которому мы в тот раз вырвались из лап князя Григория. И, по моим наблюдениям, Савватей Пахомыч не совершает ничего предосудительного. Скорее даже наоборот.
– А мне, более того, кажется, что мы ему помогаем в таких делах, за которые потом не придется краснеть, – тряхнув копной волос, промолвил Мисаил. – И такое ощущение у меня второй раз в жизни. В первый раз я такое чувствовал там, в Белой Пуще.
– Да, и для меня тоже это был высший взлет, – вздохнула Ефросиния. -А что после? Мангазея, постоялый двор, пустые хлопоты, пьяные постояльцы и всякая дрянь… – Хозяйка достала из шкапчика графинчик и набулькала себе в чарку смородиновой настойки. – Ну, счастливого вам пути. Свидимся ли еще когда? – И Ефросиния Гавриловна лихо опрокинула чарку себе в рот. – Ну чего тебе? – Последние слова относились к человеку с коротко остриженной головой, заглянувшему в комнату. Это был один из тех «лихих молодцев», с которыми утром встречался Дубов.
– Гавриловна, передай своему постояльцу, что дело сделано, – и «новый мангазейский», нещадно скрипя сапожищами, вышел вон.
– И вот с такими рожами приходится дело иметь, – печально развела руками Ефросиния. – То ли дело на царевой скоморошьей службе… Бывало, сам князь Святославский проходил с нами эллинские трагедии перед показом у Государя…
– Сами виноваты, – покачал головой Антип. – Если бы тогда, в Белой Пуще, вели себя поскромнее, то и посейчас состояли бы на царевой службе.
– А я ни о чем не жалею, – Ефросиния налила вторую чарку. – В конце концов, все, что ни происходит – все к лучшему.
– Кабы так… – протянул Мисаил. – Однако уже темнеет, пора будить нашего Савватея Пахомыча.
Скоморохи встали из-за стола.
– Ну все, нам действительно пора, – с деланной бодростью произнес Антип. И неожиданно дрогнувшим голосом добавил: – Встретимся ли еще – бог весть…
– Да благословит вас Господь! – совершенно серьезно, безо всякой театральщины, прошептала Ефросиния и, тяжело встав из-за стола, истово, по-матерински перекрестила Антипа и Мисаила.
Татьяна Дормидонтовна неспеша прошлась по длинной анфиладе просторных горниц.
– Ох, давно же не бывала я в этом загородном тереме, – вздохнула царевна. – Кажется, с самого детства… Как сейчас помню – батюшка на лужайке учил меня играть в лапту, а покойница матушка… Боже мой, да вот оно – то кресло-качалка, в котором она так любила отдыхать. А я, бывало, примощусь рядом на низенькой скамеечке… – И царевна, будто пытаясь уйти от нахлынувших воспоминаний, взбежала по скрипучей деревянной лесенке на второй этаж.