— Да ты, видать, заядлый голубятник, парень? — спросил слегка озадаченный Васяткиным поступком Крохин.
— Выходит, что так, — безразлично ответил Васятка, довольный, что голубок улетел и теперь сможет вернуться в стаю. Объяснять же, как все это произошло, было долго.
— Ну и дела! — не сдержался Иван Федотов. — Одни революцию начали, в поту, а может, и крови минуты свободной не видят, другие от детских забав отстать не могут.
Василек был преисполнен уважения, если не преклонения, перед этими озабоченными людьми с их пушчонкой. И он ответит в тон Федотову:
— Ваша правда, мастер! Не судите строго, а научите, будьте добреньки, меня, как тут быть. Случай такой — голова ажно кругом идет, а что сделать, сам вот придумать и не могу.
— Говори, — только и нашелся Федотов.
— Вон видите каланчу пожарную…
— Кто ж ее не знает, чудак человек, — не утерпел на этот раз и оборвал его в самом начале Ипатыч.
— Я-то и впрямь чудак, да делу-то этим помощь малая.
— О чем ты? — дружески спросил Крохин.
И Васек быстро стал объяснять им, что каланча у пожарников, а сторожит ее дед Евсей и что был он, Васек, только что на той смотровой площадке и своими глазами каждую мелочь на баррикаде главной видел. А пожарники не с рабочими, а с хозяевами, они и солдат и полицию на каланчу допустят, а те вот такую же высотку будут против рабочих иметь — хоть пушчонку ставь, хоть пулеметом шпарь оттуда — все смерть на баррикаде неминучая.
— Вот теперь вижу не голубятника, но мужа, — любовно потрепал Васятку по плечу Федотов. — Знать, и впрямь ты человек дельный, стоящий. Прости, брат, за голубя. Надо скорее к Сочалову, тут, парень, без штаба задачки такой не решить.
Горохом ссыпался со всех четырех пролетов, где на сапогах по лестнице, где на собственных ягодицах по перилам, Василий. Запыхавшийся, вылетел он на площадь перед школой. И снова столкнулся с Филей.
— Где только тебя черти носят? — набросился на Васятку дружок.
— Что ты опять взъерепенился? — огрызнулся Адеркин.
— Да Сочалов тебя требует.
— А я и сам его ищу.
— Где же ты его ищешь, мудрая голова? — съязвил Филя.
Но порыв минутного раздражения уже миновал, и Филя был по-прежнему спокоен, доброжелателен и добродушен.
— Топай за мной, доставлю тебя к начальству в лучшем виде.
А возвращался Филя из штаба от Сочалова уже вместе с новым своим командиром — крестьянского вида мужичком Дмитрием Кирсановым.
Приказано было вокруг пожарной каланчи усилить линию баррикад, разобрать низ пожарной лестницы, а ночью зарыть под основание внутри каланчи малый фугас.
Филя был прикомандирован в качестве дежурного взрывника. И теперь они с Васяткой таскали от Григория Бормана и проволоку, и аппарат, а затем к вечеру со старого оклада принесли и самою фугаску.
16. НА ГЛАВНОЙ БАРРИКАДЕ
В первую же ночь рабочего вооруженного восстания Степан Кочурин, горячо поддержанный Гурием Кисиным, предложил план партизанской войны против казаков, солдат и полиции.
Слово сразу же взял эсер Расстригин. Он предложил начать с вооруженных налетов на близрасположенные монастыри, скиты, купеческие лабазы.
Глаза у Алексея Садникова загорелись, яркий нервный румянец покрыл его худые, впалые щеки.
— Я сам поведу боевиков на эти рисковые дела, и будь что будет, но с казною мы заживем и опутанные проволокой, словно у Христа за пазухой. У самого исправника половину полицейских перекупим.
Шутка прозвучала издевкой над общим делом и успеха у штабистов не имела.
С немалыми поправками скромный план Кочурина был принят. Несколько групп боевиков одновременно направлялись за линию баррикад в недальние и более глубокие рейды. Было решено эсера Расстригина и меньшевика Садникова попридержать на баррикаде, чтобы по горячности и легкомыслию не наделали глупостей.
Через полчаса разведгруппы и команды бомбометателей ушли на задания.
Вот тогда Василию пригодился и его белый маскхалат и его тренировка с бертолетовой солью, обернувшаяся злой мальчишеской проказой в доме у Борисовых.
Облаченные в белые, сшитые в виде мешков с капюшонами на головах, добротные полотняные простыни, ползли по задворьям кладбищенской улицы два дружинника, посланные в разведку к вокзалу внутренней одноколейной железной дороги.
Василий продвигался быстро и ловко. И ему то и дело приходилось лежать, поджидая напарника.