— Отец я сыну али нет ужо? — гремел Никанор. — Кто поил его, поганца, кто кормил, кто труду обучил?
— А пошто меня зудишь? — не стерпела сноха. — Мне прислано, моя и печаль.
— Кака така печаль? Козе под хвост пустить, а они на хозяйство посланы.
— Распоряжусь небось, теперь свои заботы, свой какой-нито дом и хозяйство свое.
— Вот и кидай свою половину, — спокойно сказал Никанор. И с угрозой: — А мои полста отдай, бога не гневи!
— Нету денег твоих, свекор, выгнал ты меня. Сама живу, всю сотню сумею к делу привесть.
Затопал Никанор ногами, кулачище поднял, закричал:
— Цыц, постыдная! Отдашь все по закону, к волостному пойду, в уезд пожалуюсь, через исправника, но свое возьму!
Так и зашлось сердце у Агафьи. Была бы сотня с собой, кинула бы полста и крикнула: «Подавись, старый хрыч, а теперь изыди…»
Но нет в избе денег, разве что целковый за иконой. Присылка у Назара. И сидит Назар, словно в рот воды набрал. Одна расписка у Агафьи за пазухой, не рвать же ее надвое.
И тут распрямился Назар, не спеша выбрался из-за стола, со всей решимостью ухватил огромной лапищей Никанора под локоть и стал его легонько из избы подталкивать. Только теперь будто заметил его присутствие кузнец.
— И ты тута? Все воду мутишь, — зло сказал Никанор.
А Назар все его подталкивает и подталкивает к двери.
— Да отцепись ты, репей старый! — развернулся вдруг совсем по-молодому кузнец и с силой вырвал свой локоть из Назаровой клешни, чуть рукав напрочь не оторвал, хрустнуло только в плече и зазияла дыра.
Назар больше силы не применял. Он только сказал Никанору, что денег у Агафьи нет и тот зря старается, все равно не получит и гроша ломаного.
— Кто ты есть, чё встревашь? — вконец обозлился Никанор и грудью пошел на Назара.
Могутные плечи все прямились и раздавались и у того и у другого. Оба рослы, оба кряжисты, у каждого — лапища, не рука, пятерней могут подковы гнуть.
Изба стала махонькой, черной от копоти, потолок будто еще более снизился, половицы жалобно заскрипели, а от спин, застивших окошко, в избе стало совсем темно.
Кинулась Агафья промеж дедов, сделай они по шажку — и расплющили бы ее, словно не было.
Но Назар неожиданно миролюбиво сказал:
— Агафья тут ни при чем, Никанор. Со мною судись. Вся сотня схоронена в моем дому. Приедет Константин, вот с ним и разбирайся.
Хлопнул Никанор дверью так, что стекла в окне зазвенели, и выскочил вон.
Вскоре ушел и Назар. Подпортил ему дед Никанор день ангела. Но косушку он все-таки успел опорожнить и пустую опять засовал куда-то внутрь необъятной поддевы.
А в избу набился народ. Во время скандала стояли под окнами, а теперь входили, чинно поздравляя Агафью с деньгами, пришли посмотреть, что прислал морячок.
Дотемна рассматривали люди наряженного в отцовский костюмчик Васятку, мяли в руках кончики материи, расхваливая присланное, нюхали сквозь цветастую бумагу пачки китайского чая. Мать угощала леденцами из железной коробки, которая к концу дня почти опустела.
Все сочувствовали Агафье, осуждали деда Никанора за жадность.
— Отделенная живешь, в своем дому, стало быть, и пальцем тронуть ноне свекор не должон, — говорили крестьянки.
— Не то ишо сход скликнем. Тады боле повытрясем кузнечика — два коня у него справные, пара коров да телки, а бараны, свиньи, птица, и в кузне деньгу зашибает. Все мало, лиходею, — вторили бабам мужики.
— Мотри, Ганя, грозился тя побить, — упреждали Агафью сердобольные соседки.
Поздно вечером пришел Игнат, внук Никанора, сын Степана, среднего из Никаноровых сыновей. Поскребся в окошко, а когда Агафья открыла ему, смахнул с головы малахай и весело спросил:
— После дедова наскока внука не погоните?
— Проходи, — ответила уставшая за день Агафья, — мы сродственникам завсегда рады.
— Дело у меня, тетка Агафья. Слышал, будто из самого Питера пишет Константин Никанорович.
— Там он, видно, Гнат, при заводе ноне…
— Отпишите ему, тетя, мол, кузнец Гнат, сын Степанов, племянник твой, земно-де кланяется и просит поузнавать там на заводе, не нужон ли молодой кузнец, ну и, знамо, как там с жильем.
— Чё ты, Гнатушко, али кто тя гонит? Вроде ты и у деда в доверии?
— Обрыдла жисть в дому нашем, тетка Ганя. Бежать надо куда глаза глядят, и чем скорее, тем лучшее.
Подарков смотреть Игнат не стал, о деньгах уже слышал, но не завидовал, а лишь порадовался за семью солдатки.
— А ты вот чё, — сказала Агафья, — сам писулечку изготовь, а мы ее со своим письмецом в один конверт…
— Спасибо, тетя, нацарапаю как-нито, а на почту могу и сам протопать, чтобы заказным сдать, это надежнее.
На том и порешили.