Холодные зори

Рано утром поднял его первый предупредительный заводской гудок. А только-только успел одеться, как широко распахнулась дверь его каморки и по-городскому одетый, в новом картузе, но еще с деревенским румянцем на щеках и стеснительностью Игнат Адеркин пробасил:

— Как спалось-моглось?.. Пора, годок! Завод не тетка, все ко времени там и к своему месту… Потопали?

Не до бабкиных чаев тут стало Василию. Схватил на ходу половину булки, накрыл куском сала и еще ломтиком ржаного прихватил сверху, завернул завтрак в платок и сунул в широченный карман деревенского зипуна.

Игнат старался шагать степенно и чинно. Мелкой иноходью за ним семенил Васятка, худенький, не деревенской стати подросток в больших латаных, с отцовской ноги, сапогах.

Черные глаза его старались и увидеть, и удержать в цепкой памяти как можно больше из того нового и необычного, что посылает ему его городская, рабочая жизнь. Огромный заводской двор встретил паренька грудами угля, хитросплетением нераспутанных мотков ржавой проволоки, горами неотесанных бревен, горбыля, битого кирпича и завалами из множества железных болванок самой разной длины и профилей.

За всем этим ему бы сразу и не разглядеть массивных, приземистых корпусов завода, если бы до слуха не доносился оттуда скрежет металла, который, как вскоре увидел Васятка, в этих больших домах режут, строгают, обдирают, шлифуют и куют. Поначалу Васятку пугали удары сбрасываемых со звенящим отзвуком железных балок. Тяжко ухали паровые молоты, сотрясая землю при падении на разогретый, готовый для ковки металл.

Низкое ржаво-серое небо плыло над Васяткой в вязком и чадном дыму. Его густые черные клубы валили из будто воткнутых в небо вершинами огромных столбов заводских труб. Васятку поразило несметное число железных костылей и скоб, которыми особенно были унизаны до самой макушки трубы кирпичной кладки. Смрадные дымы длинными серыми хлыстами расползались над корпусами завода. Порывом ветра прибило вдруг чад и гарь низко к земле, и едкий смрад скрыл и трубы, и заводские корпуса, застилая глаза идущим. В лицо полетели колючие кусочки шлака, вызывая в горле перхотку.

Вся проезжая часть меж корпусами была искромсана спекшимися от зноя и духоты глубокими колеями от множества телег, тяжелых полков — длинных дощатых коробов, наполненных глиной, углем, песком или шлаком. Эти короба напоминали гробы с отверстыми крышками. Возле самих цехов, словно в лесу, вились плотно утрамбованные тропинки. Их до блеска отполировали тысячи рабочих ног, десятилетиями утаптывая эту землю и ранним утром, и днем, и ночью.

Еще запомнилось Васильку великое множество рельсовых путей и пересечений. Повсюду, казалось, торчали переводные стрелки с длинными железными рукоятями и тяжелыми чугунными грузилами. Со временем Василек притерпелся и к чаду, и к жаркому запаху пыльной и едкой гари, и к неожиданному басовитому реву заводского гудка, что вновь раскатился по всей рабочей слободке до самых дальних волжских пристаней. Но и тогда он не мог без внутреннего трепета слышать нарастающее откуда-то сзади или сбоку погромыхивание и визгливый скрежет неуклюжей, воронкотрубой «кукушки». Она мчалась по рельсам, громко стукоча на стыках, словно старый астматик, натужно шипя поршнями и разрывая Васяткины уши своим сиплым, пронзительно-тонким душераздирающим воем. За ней, лязгая железом, тянулись тяжело груженные металлом вагоны и платформы. Для Васятки на долгие-долгие годы внутризаводские пути остались тем грозным миром, который всегда жил по каким-то неизвестным ему, своим, никем не писанным законам.

Жутковатая оторопь перед безжалостной железной мощью вряд ли несла Васятке радость первооткрытия. Скорее она пугала неожиданной суровостью того трудового быта, который отныне на долгое время станет его повседневной жизнью.

Игнат сам не очень-то давно начал привыкать к этому нелегкому духу заводскому, его скрежету и грохоту, однако хорошо понимал уже, как трудно дается людям заработанный в этих условиях ломоть ржаного хлеба. И все-таки он по-своему любил завод, умел ценить свою нелегкую работу. И теперь хотел, чтобы и Васек, как и он, Игнат, со всем прилежанием и рабочей сметкой на своем месте старался и не портил марки рабочего человека, не тянул обратно в деревню.

В этот день Игнат решил показать братику особо важные и трудные, по его мнению, для работы заводские цеха — кузнечный и сталепрокатный.

Когда они вступили под каменные своды кузнечного цеха, на Васятку с обвальным гулом и диким посвистом, словно стеной идущая февральская вьюга, обрушился неистовый грохот. Только не холодом, а жаркой испариной встретило его под высокими кирпичными сводами это не очень большое по протяженности здание.