Хозяин Черного леса

– Вы не дослушали, Андрей. Я вышел из избушки, прошел по тропинке метров сто – и тут же врос в землю. Уже подступал вечер. На пне недалеко от тропинки сидела тощая старуха – костлявая, с прокопченной кожей и длинными седыми волосами. Груди у нее висели как тряпки до живота под свободным платьем. Смотрела на меня и улыбалась беззубым ртом. Видок еще тот. Один только желтый клык и торчал у нее изо рта. Было в ней что-то страшное. Отталкивающее. Я еще заметил, что лицо у нее было степное.

– Степное?

– Ну да, с чуть раскосыми глазами. А на дряблой груди висело совсем не старушечье ожерелье.

– И какое именно?

– Я хорошо запомнил его. Это были бусы – очень красивые, ярко-красные с бурыми и серыми прожилками, в форме сердечек. Они так не подходили этой старухе! Эти бусы носить бы молодой красотке. Как моей Ксении… Моей! – усмехнулся он. – Тут она мне и сказала, сверля взглядом: «Не про тебя она, молодец, у нее другой хозяин будет, навечно будет. Пойдешь против него – он тебя прихлопнет как комара. Или съест. Он любит есть людей. Но если хочешь, я тобой займусь, обслужу казачка!» – и засмеялась беззубым ртом, а я шарахнулся от нее, как от огня. И когда уже бежал прочь по тропинке и слушал в спину ее лающий смех, то не сомневался, кого я увидел: ту самую старуху, которой пугали в Чернышах всех непослушных детей.

Как я оказался дома, и сам не понял. «Не про тебя она, молодец, не про тебя, – только и вспоминал я те слова. – У нее другой хозяин будет…» С тех пор, если я и встречал Ксюшу, что было очень редко, она проходила мимо так, будто и не знала меня. Но и я не лез к ней – что-то меня с той поры оттолкнуло от нее. Потому что когда думал о ней, то вспоминал и о той старухе, и о хозяине-людоеде, и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о ком шла речь – о НЕМ! О Хозяине Черного леса. О Лешем! О котором с юности грезила Ксения. И старуха та знала, о чем говорила.

– Да-а, – протянул Крымов и полез за новой сигаретой. – История…

– Лешего она не получила, зато спустя пару лет встретила тех мужичков с бассейном… Вы же увидели меня именно с дороги? – сделал он ударение на последнем слове.

– Да, с нее.

– Вот и она увидела меня с той дороги, когда ехала на своем авто. Спустя несколько лет. Уже нашумев по всем Чернышам, ославив себя и шлюхой, и ведьмой, и дьяволицей. Она поднялась по этому холму, поздоровалась, я опешил, если честно. Ксюша была в открытом свободном сарафане с голыми плечами. Почему я запомнил, потому что у нее была огромная татуировка по всему левому плечу – красные розы в зеленых листьях и темных шипах. Этот куст разросся широко и уходил и к шее, и к груди, и к лопатке. Вульгарно, вызывающе и красиво. Потому что была красива она сама. Роз было пять, и они очень хитро переплелись между собой, как на каком-то средневековом гербе. В руке она держала две бутылки пива. «Выпьем за мир?» – спросила Ксюша. «Я с тобой не ссорился», – ответил я. «Так выпьем или нет?» – «Выпьем», – кивнул я. А потом спросил: «Откуда взялось это тату?» И она ответила: «Увидела эти розы во сне. Вот в такой вот комбинации, и нарисовала их. Буквально на одном дыхании. Пока из памяти не ушло. Ну, а знакомый мастер, что ставил мне лилию на ягодицу, сделал свое дело». Слово за слово, мы разговорились. Разбили лед. И я спросил ее, нашла ли она то, что искала? И Ксюша ответила: нашла, не совсем то, правда, но тоже неплохо. И задала вопрос в свою очередь: рассказать? Я сдуру согласился, ответил: давай. Только некоторые вещи лучше не слушать. Вот тогда она и рассказала мне, как шла по этой вот дороге, – Прыгунов кивнул через плечо вниз, – где стоит ваша машина, Андрей, только подальше, шла куда глаза глядят; в подробностях рассказала, как познакомилась с каким-то богатейкой, который повез ее к себе, и как попала в руки целой компании таких вот бизнесменов, охочих до развлекухи. Слушать ее было мучением: вместо таинственного Лешего – обычный разврат и примитивный расчет. – Василий Прыгунов нервно пожал плечами. – Секс и бабки. Бабки и секс. Гадко.

– Да, – искренне согласился Крымов. – Но это и есть реальная жизнь – для подавляющего большинства людей. Стихи пишут, дорогой Василий, далеко не все… А теперь расскажите главное, что волнует все пытливые умы здешних мест.

– И что же волнует все пытливые умы? – не понимая, о чем речь, насторожился краевед.

– Куда ваша Ксения Петухова могла деться на добрых полтора года. Ведь ровно столько ее не видели. Она пропала на этот очень долгий срок, все думали, что она умотала навсегда, а потом появилась мертвой, точнее, только что убитой, в лодке, в цветах, с демонстративно вырезанным сердцем. Подозреваемых было много. Я ведь слышал, что и про вас нехорошее думали.