Христианство. Католичество. Реформация

Именно вопрос о смысле в форме протеста и был поднят Лютером в его тезисах от 1517 г.

(8) Католичество – пишет американский иезуит Томас Рауш – «означает ощущение универсальности, вселенскости церкви». Папа, епископ Рима, не только руководит церковью, но – и по сравнению с поместными православными церквами – символизирует «универсальность и кафоличность» Экклезии [629].

Далее автор книги говорит о том, что «основная черта католического восприятия церкви» самым тесным образом связана с институтом папы Римского. А это и есть «главенство Петра среди первых учеников Иисуса», а также – «первенство Римской церкви»[630].

Разумеется, в книге о. Т. Рауша приводятся и другие аргументы в пользу Римского примата, включая свидетельство Иринея Лионского об особом статусе кафедры Петра. Уже в конце I в., с написанием

Климентом послания к коринфянам, именно к Риму для разрешения спорных вопросов и начали обращаться поместные общины[631]. Разумеется, важную роль в кристаллизации значения Римского папства с древних времен имеют комментарии Нового Завета, его соответствующие топосы. Как отмечает Дмитрий Георгиевич Добыкин, становится понятным,

«что вера экзегета влияет на… толкования» Писаний. Таким образом, «читая католические комментарии на Мф. 16:18–19 и Ии. 21:15–17, естественно найти указание на первенство Римской кафедры»[632].

Особое выражение в пользу своей сакрализации институт папства получает именно во время I Ватиканского собора; это же, по существу, повторяется и в определениях II-го. Там говорится:

«Римский Понтифик, как преемник Петра, есть постоянное и зримое начало и основа единства, как Епископов, так и множества верных»[633].

В то же время указанные моменты в пользу первенства кафедры Петра до сих пор сталкиваются не только с мнением протестантизма. Самое устойчивое неприятие Римского примата после 1054 г., если не раньше, наблюдается в православии, особо со стороны Москвы с ее идеологемой «третьего Рима».

При этом, если падение Константинополя в 1453 г. русскими православными и сегодня нередко понимается как «наказание» Византии за предпринятую унию с Римом во время Ферраро-флорентий-ского собора (1439 г.), то в католичестве до сих пор взятие Царьграда турками воспринимается и как некая «кара» за отпадение Византии от той же унии…

Один из видных представителей православия, проф. Иоанн Мейендорф, среди аргументов неприятия Римского примата приводит не что иное, как многовековое забвение другой основной фигуры в Первой церкви – апостола Павла[634].

И если в структурно-церковном отношении на Западе победила концепция «кафедры Петра», то в богословско-философском отношении первым автором, также и основателем христианской мысли вообще (возможно, отчасти и наряду с Иоанном) необходимо считать именно апостола Павла.

В православном сознании существует мнение и о том, что никто после Петра не может быть его же «прямым наследником», как и епископ не может считать себя «наследником» или «наместником» Христа и апостолов, а только продолжателем их миссии и служения – служения апостольского как такового.

На месте призыва к прямому подчинению Восточных церквей Римской кафедре[635] все чаще фигура Петра дополняется богословской глубиной Павла. В этой связи сближению в понимании Римского примата могут послужить и заимствования от протестантской библейской науки толкований некоторых важных теологем апостола.

Эти теологемы, в первую очередь, связаны с богословием Креста; они же, в итоге, и вошли в определения собора, в т. ч. и в Догматическую конституцию о Церкви[636]; верно, лишь в XX веке. То же самое можно констатировать и насчет Римского примата.

Так, ссылаясь на Павла[637], а не на Петра, Иоанн Павел II отмечает: