Христианство. Католичество. Реформация

В то же время нам необходимо признать: в этих и подобных аспектах кроется как величие, так и трагизм Реформации. Ее величие в том, что постулат осознанной, личной, непринужденной и свободной веры у Лютера, на пороге нового времени, звучит как никогда прежде убедительно. Трагизм, однако, проявляется в том, что понимание Церкви как Тела Христова в результате Реформации почти полностью замещается категорией Слова как «обетования»; поэтому и превалирует эсхатологическое понимание веры у Лютера.

Реформатор, по мнению современных католических богословов, как бы «раздробляет» соматическое представление о Церкви, так важное для апостола. Все что связано с Церковью, Лютером как бы «переносится» в сферу будущего, эсхатологического… И самое главное: требуя от человека осознанной веры, лютеровская Реформация в то же время не требует от него оставления «мира сего»[200] и добровольного отречения от той сферы деятельности, где преобладают не христианские законы служения, а законы светского государства, нередко и законы насилия, выгоды, прибыли… Это, как не парадоксально, и есть основная тенденция, верно, неосознанно начатая немецкой Реформацией в учении о двух «царствах», которая привела к смешению духовного и светского. Сегодня эта тенденция – ставшая уже общим явлением – называется «секуляризацией», часто весьма неосознанного подчинения духовного мирскому.

Наша схема изложения, конечно, здесь намного упрощена. Однако основные направления такого развития, как подчеркивают современные теологи не только католической, но нередко и протестантской традиции, были заложены немецкой Реформацией именно в XVI веке.

С другой стороны, нельзя забывать о том, что именно Лютер, а не кто другой, задавал Церкви и такие вопросы, на которые она в последующие столетия должна была ответить не только как протестантская Реформация, но и как католическая. Подчас ответа на запросы Реформации надо было ждать вплоть до середины XX столетия! Об этом до сих пор свидетельствуют и материалы II Ватиканского собора.

При таком состоянии вещей Христианству сегодня необходимо искать более точный рубеж между духовным и секулярным, церковным и светским. Нельзя не согласиться с мнением: сегодня «лютеранская пассивность»[201], как пишет один православный автор, «выступает с большой определенностью в примирении с духом мира сего»[202]. Не получается ли так, что именно «в миру» христианин, согласно лютеровскому учению о «равенстве» светской власти с духовной, должен быть всегда активным? Говоря современным языком, верующий как бы должен пассивно уповать на эсхатологическое наступление Божьей справедливости. Он должен только верить, утешать свою совесть ради заслуг Христа, чувствовать себя оправданным, но в то же время, причем более активно и последовательно, заниматься своим делом или «бизнесом» в мире, подчиняться законам «царства» светского?..

Относительно недавно по этому поводу в протестантизме охотно говорили об «отсталости» католических стран в Европе. Но такая гипотеза сегодня уже не разделяется самими протестантами. Нельзя, например, утверждать, что современная Франция, Италия и Испания менее «развиты» чем протестантская Англия. Впрочем, духовная пассивность, забывая сегодняшний момент Благодати как призыв верующих из состояния узких интересов мира и его материальных законов помнить о вечном[203], может присутствовать не только в лютеранстве, но и в любой другой конфессии.

(10) Мы отметили, что у апостола духовное возрождение (= Реформация) тесно связано с соматическим пониманием Церкви как Тела Христова. Возрождение, согласно Павлу, не просто «перестройка» или «переформирование» церковной структуры светскими властями, как это в свое время выразилось в Германии или в Англии. Нельзя не согласиться с тысячелетним опытом того, что любое духовное возрождение, чаще всего, возможно благодаря лишь послушанию и труду меньшинства, взаимному старанию и состраданию верующих со Христом. При этом, во избежание хаоса, такое понимание Реформации Павел самым тесным образом связывает как со своей апостольской благодатью (διά τῆς χάριτος), так и с мерой опыта веры (μέτρον πίστεως), всегда неравной между разными членами Церкви[204].

В этой связи уже в посланиях апостола наблюдается разграничение «иерархической» модели Церкви и т. и. «демократической» в пользу первой[205]. И по таким причинам дело Реформации как духовного обновления скоро после Лютера продолжала не Лютеранская церковь (как приложение структуры немецкого государства), а пиетизм, отчасти и другие харизматические течения XVII–XX веков. Сходные явления происходили и в скандинавских церквях, в Прибалтике, также в Англиканской церкви, где роль пиетизма в определенной мере продолжали методисты…