Христианство. Католичество. Реформация

«…во Христе Иисусе примирил с Собою мир, не вменяя людям преступлений их…»[290].

В итоге – «правда Божия» как правда Творца по отношению к Своему творению – через смерть и Воскресение Христа – полностью восстанавливает взаимоотношения человека и Бога. Эта правда не наказание, но «дар Божий – жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем»[291]. В смерти и Воскресении Христа «правда Божия» для людей совпадает с Его благодатью.

Оправдание для апостола Павла, таким образом, остается одновременно как настоящим, так и эсхатологическим понятием. Во всем Новом Завете оправдание никогда не означает чисто юридического заявления о праведности человека. Оно также не является окончательной «целью» отношений между Богом и человеком. Оправдание – не просто «утешение совести» верующего (как об этом в условиях средневековья думал, как это до трагизма переживал Лютер). Оправдание, в итоге, связано с духовным возрождением, общением с Богом в том же Духе. В таком полном, контекстуальном понимании оправдания апостол и отмечает:

Христос «…сделался для нас премудростью от Бога, праведностью и освящением и искуплением». Вы «…оправдались именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего»[292]. Оправдание принадлежит Царству Божьему как «…праведность и мир и радость во Святом Духе>>[293]. К целому, контекстуальному пониманию оправдания необходимо отнести не только веру, но и реальность усыновления верующих Духом Божиим через Христа[294]!

В итоге: оправдание не может оставаться некой «самоцелью». Цель оправдания – не просто «утешение совести», как это в ситуации XVI века представляла немецкая Реформация. Цель оправдания, скорее всего, – поощрение совести самих верующих для служения Христу и ближнему во славу Божию. Но такое поощрение совести выражает сам Крест Христов; событие Креста должно вызывать у людей покаяние[295], перемену ума – в пользу той же правды Божьей.

Это, в итоге, и есть новые, правильные отношения человека с Богом и с другими. – Поскольку «любящий другого» […] «исполнил закон», а «любовь есть исполнение закона»[296]. Поэтому для новых, т. е. правильных отношений с Богом и с ближним необходима не «только вера»; но необходима «вера, действующая любовью»[297]!

По мнению Джона Макрейя, само соотношение веры и добрых дел необходимо понять, исходя непосредственно из Иудаизма и самого Павла, а не оставаться «на лютеровской проблеме личной вины, унаследованной от Адама». Впрочем, «в противовес Лютеру, ни Павел, ни его предки не жили с (таким) постоянным чувством вины», а – по выражению самого апостола – с «доброю», «чистою совестью»[298].

В итоге, Лютер, будучи монахом-августинцем, унаследовал идею вины перед Богом через средневековое богословие от “Исповеди” Августина и «истолковывал Послание к Римлянам в свете своих собственных переживаний, вместо переживаний иудея Павла»[299].

Весьма логично здесь задаваться вопросом: разве и сегодня на Западе (или даже у нас) люди XXI в., люди постмодерна, так часто заняты вопросом о своем оправдании, как это делали Августин или Лютер? – Невольно создается впечатление, что и лютеране сегодня это уже почти забыли…

Окончательная цель, смысл веры – если понимать апостола не отрывочно, но контекстуально – заключается не просто «в вере» и в «оправдании верой», но в славе Самого Бога, чтобы верующие «были святы и непорочны пред Ним в любви»[300]. Как известно, аспект славы Божией при толковании апостола, по сравнению с немецкой Реформацией, близок был Кальвину.

Для понимания правды Божией и оправдания важна и категория творения. Правда Божия через смерть и воскресение Христа совпадает с творением Божиим, с добрым намерением сотворения человека.

«И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма»[301].

Творение, исшедшее от рук Творца, снова включено в «правду Божию» – как его спасение через Христа, чтобы все покорилось правде.