Христианство. Католичество. Реформация

«…укрепляйся, сын мой, в благодати Христом Иисусом, и что слышал от меня при многих свидетелях, то передай верным людям, которые были бы способны и других научить»[354].

Мне кажется, единственное объяснение того, почему Лютер порывает с таким принципом передачи апостольства – его личный, глубоко психологический конфликт с Римом, уже в 1520 г. ставший открытым противостоянием. То, что в этом конфликте роль играл не только его пылкий характер, но, кроме спора об индульгенциях, и другие неустройства в самой Римской церкви, признано без сомнения и современными католическими историками. Но Лютер наивно думает о том, что везде и всегда имеются «благоверные князья», которые и будут исполнять епископское служение, а суперинтенденты – отчитываться перед ними. Что-то подобное было и у нас в России, начиная с эпохи Петра: царь до 1917 г. выполнял функции «верховного епископа», а обер-прокурор – задачи некоего «суперинтендента» или «инспектора» над всем русским епископатом. В наше время в некоторых лютеранских церквях имеется должность «президента» – как некий остаток дореволюционного «обер-прокурора» у православных. Но Новый Завет, кроме епископов, пресвитеров, диаконов (и др. служений, которые упоминаются в апостольских посланиях) не знает такой должности «президента». Она, скорее, обозначает светскую должность, в государстве или неком общественном объединении, является продуктом Нового времени. Наоборот, НЗ подчеркивает пастыреначалие и преемственность; это видно и в передаче апостольского служения Павлом Титу и Тимофею.

Дело в том, что священство и апостольство основаны не просто на неких «демократических» настроениях общины, но на воли Самого Христа. Оно рассматривается и как дело Св. Духа[355]. Служение в Церкви не основано на некой «сумме» всех крещенных. В ином случае надо было бы оправдать, например, и непризнание самого Павла коринфянами как апостола (о чем ярко свидетельствуют последние три главы его 2-го Послания той же общине). По Евангелию, в частности, видно и то, что призвание учеников Иисусом происходит после глубокой Его молитвы, а не по неким демократическим настроениям «народа» или «толпы» (Лук. 6:12–16). В итоге, все духовные должности и служения исходят от воли и поручения Господа; они основаны на великом примере Его самоотдачи ради той же Церкви[356]. Призвание к служению должно происходить по инициативе духовного руководства при помощи того же Духа Христова.

Не хочу согласиться и со следующим высказыванием немецкого реформатора, которое в своей статье повторяет д-р Цалитис. Вряд ли только на основании «веры» можно утверждать, что «вера и есть наше истинное священство… поэтому все крещеные мужчины священники, все крещеные женщины – священницы…» (Из трактата «О Новом Завете» М. Лютера от 1520 г, цитируемого в статье автора)[357].

В конце своего сочинения д-р Цалитис указывает на другую культуру и иную историческую ситуацию, чем те, в которых был написан НЗ. Он утверждает, что во всем НЗ речь не идет о рукоположении (об ординации) или о должности пастора «в понимании нашей культуры и нашего времени»[358]. Саму констатацию о том, что в НЗ мы находим только обращение к мужчинам («братья»), полностью обойдя женщин, вряд ли можно считать основным аргументом. Его мы не можем привести в пользу того, что у женщин во времена апостолов не было никакого места в Церкви. Д-р. Цалитис здесь задается риторическим вопросом: «Как мы знаем то, что наш “брат” во Христе не только мужчина, но он и женщина?»[359] – Но ведь имеются, все-таки, случаи, когда Христос или апостол Павел также обращается к женщинам – как к «сестрам»:

«…ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь»[360].

Два последних обоснований женосвященства у д-ра Цалитиса следующие: «полнота жизни – telos – уже пришла со Христом, но Дух нас еще ведет к этой полноте – к еще незнакомым истинам».

Из-за этого при чтении Писаний нам и необходимо увидеть разницу между «там и тогда» и «здесь и сейчас»[361].

Второе обоснование такой разницы между «старыми» временами НЗ и «нашими», в форме вопроса, у автора гласит так: можем ли мы чему-то «научиться от нашего окружения, от нашего времени, знаем ли мы все? Разве мы считаем все хорошим, если в обществе женщины имеют политическое и юридическое равенство, но в то же время это равенство к нам в Церкви не относится?»[362]