Христос и евреи

А их старание перенести идеи модного европейского рационализма (впрочем, уже отживающего свой век в Европе) на священную почву Библии и в святую землю — не есть ли жалкая попытка петь песнь чужую на земле Господней?

Но и в этом движении есть нечто положительное. Оно сбрасывает иго предубеждения против христианства, повелевающее, согласно косной традиции фанатизма, даже не интересоваться учением Иисуса Христа, ибо, как сказано в Талмуде, „имя Его не должно быть упоминаемо“.

Иудеи-реформаторы не боятся читать Евангелие, цитировать изречения из Нового Завета, когда проповедуют в синагоге, и писать книги о Христе. Вспомним недавнюю успешную борьбу за эту идею раввина Шторана Вайзе в Нью-Йорке. Не так давно вожак реформаторского движения в Англии Монтефиоре написал большой двухтомный комментарий к первым трем (синоптическим) Евангелиям.17 Автор говорит, обращаясь к еврейским читателям: „Новый Завет (или, по крайней мере, Евангелие) должен рассматриваться, как часть иудейства, как лучшая его часть, а Христос должен быть почитаем Пророком в Израиле, даже величайшим его Пророком“.

Конечно, он предлагает рассматривать Евангелие с особой — „еврейской точки зрения“. Монтефиоре также говорит: „Если иудейство не примирится с Евангелием, то я склонен верить, что оно вынуждено будет остаться навсегда изолированной религией, пользующейся незначительным влиянием и лишенной силы распространения. Ортодоксальные евреи скажут, как мне кажется, что им большего не нужно, но либеральные евреи не могут довольствоваться столь немногим“.

Конечно, не страшно, а даже должно истинной религии быть изолированной в этом мире, который „лежит во зле“, но страшно, когда она изолирована от своего живого Источника и Его откровений. Вышеупомянутый труд профессора Кляузнера, признающий Христа великим Учителем этики, также характерно отражает это течение еврейской религиозной мысли.

Подобные факты показывают, что уже начинает исполняться пророчество Захарии: евреи уже взирают на Христа, хотя еще не рыдают о Нем. Они взирают еще не с умилением, но уже с вопросом: „Не Он ли Мессия?“

Как ни привлекательны некоторые черты этого либерализма, но все же понятно, почему поэт Бялик предпочитает этим кричащим храмам тихую закопченную бедную синагогу, где дрожащим заунывным голосом изливается печаль изгнанничества, скорбь о Иерусалиме и о том храме, который был достоин слышать пение и ликование во славу Бога Вседержителя.

А дотоле — на реках современного Вавилона евреи могут лишь сидеть и плакать, повесив на вербах свои арфы.

Можно поистине преклоняться перед обликом бедного старика-еврея, бредущего по заброшенным улицам Варшавы или Кишинева. Весь его облик, костюм, волосы свидетельствуют о том, откуда и куда он идет. Этот изнуренный, всеми осмеиваемый Агасфер мужественно несет бремя свое и свой позор.

В то время как реформаторы чаще встречаются на просвещенном Западе, местом распространения ортодоксального еврейства является Восток. Недостатком этого типа является буквализм в толковании закона, формализм в исполнении обрядов (см. статью Ахад Гаама „Учение сердца“).

Как реакция против сухого и педантичного раввинизма ортодоксальных евреев существует так называемый хассидизм, подчеркивающий в религии значение ее духовной стороны, мистицизма в духе каббалы, энтузиазма, культа радости и доброты. Это течение возникло в XVIII столетии под влиянием известного Israel Baal Shem Tob (Besht). Хасиды группируются вокруг своих наставников, выдающихся по своей духовной жизни (так называемых „цадиков“ — праведников).

Упомянем еще группу евреев-караимов, отличающихся от ортодоксов в том отношении, что они признают только Библию, как руководство в религиозной жизни, и отвергают Талмуд. Данный тип еврея еще ближе к христианству, поскольку Талмуд заключает в себе отрицательное отношение к Евангелию, и поскольку Новый Завет органически и непосредственно вытекает из Ветхого Завета.

Еврей-ортодокс уже потому близок ко Христу, что каждое утро он, произнося упомянутые выше слова молитвы Маймонида, говорит: „Я верую полною верою в пришествие Мессии“. И это изо дня в день, из века в век, в течение тысячелетий.

Если мы, христиане, хотим почувствовать сердце еврейского вопроса, перенесемся мысленно в современный Иерусалим и пойдем к так называемой Стене плача (остаток стены, окружавшей двор храма). Там ежедневно собираются евреи со всех концов земли. Они молятся, плачут, вздыхают и целуют священные камни. Эти желтые громады кажутся „полированным зеркалом, отшлифованным мириадами поцелуев“.18

В августе, в день 9 ава, там совершается моление в воспоминание о разрушении храма. Кантор поет высоким дрожащим тенором:

— Ради чертогов покинутых...

И толпа хором продолжает:

— Одинокие сидим мы и плачем.

— Ради храма разрушенного...

— Одинокие сидим мы и плачем.

— Ради стен ниспровергнутых...

— Одинокие сидим мы и плачем.

— Ради нашего величия, которое миновало...

— Одинокие сидим мы и плачем.

— Ради священников, которые преткнулись...

— Одинокие сидим мы и плачем.

— Ради наших царей, которые презрели Его...