Киану Ривз: победы, печали и правила жизни

Сумрачная комната, Феникс то входит, то выходит; он с сигаретой и в солнцезащитных очках. На нем рубашка с воротником на пуговицах, а вокруг бедер повязано полотенце. Он травит байки с проститутками, изображая опытного наркомана. Когда один из ребят упоминает, что его увлечение метом обходится ему в 60 долларов в день, Ривер с видом человека бывалого отвечает: «Да даже доза на десять баксов шибает по нервам только так – а уж это вообще запредельно». Он погружается в роль или уже совершенно в ней заблудился. Вы видите, как он в реальном времени создает личность, поглощая истории мальчиков-жиголо и отвечая собственными анекдотами, вторя их будничной манере обсуждать подробности, как трахали они и как трахали их; он говорит о прерывании полового акта со своей девушкой и как у него случилась эрекция в магазине гей-порно, а потом добавляет, что от одной мысли о сексе между геями «у меня яйца в узел стягиваются». Порой кажется, будто он блефует; порой он сам толком не знает, где правда, а порой создается впечатление, что он просто обдолбался.

Однако по этим роликам, как и по всем рассказам о гибели Феникса и Харви от наркотиков, никак невозможно понять, насколько в этом рискованном досуге на съемках «Айдахо» участвовал Киану – если он вообще участвовал. Возможно, он ничего такого не делал; возможно, как и Скотт Фейвор в фильме, он существовал в определенном сообществе, жил по его правилам, а затем просто с ним расстался. От Феникса в фильме требуется не то же, что от Киану, – безграничная беспомощность против бездумного небрежения, – и, возможно, это легло на плечи Феникса более тяжким бременем.

Привлекшие Киану шекспировские сцены в основном из фильма вырезаны; на «Ютьюбе» можно найти удивительную семиминутную сцену с участием Киану и Уильяма Ричерта, основанную на пьесе-внутри-пьесы из первой части «Генриха IV». На глазах у банды Ричерта, выступающей в роли зрителей, Ричерт с Киану по очереди разыгрывают столкновение Киану с его отцом-критиканом. Играя отца Скотта, Киану демонстрирует один из удивительных образцов сценического движения в своей карьере. Он то скрючивается, то притворяется, будто его стул – инвалидное кресло, к которому он прикован, то искажает лицо гримасой и оглушительно ревет свои реплики. Перебор, но эта чрезмерность завораживает; редко доводится видеть, чтобы Киану так разошелся. Однако дело еще и в том, что Киану играет человека в образе; театральность момента служит ему защитой от последствий.

Камера Ван Сента не может оторваться от Феникса, падает ли тот в нарколептическом приступе на асфальт шоссе или хохочет над «Симпсонами» в гостиничном номере своего клиента. С Киану у нее более неоднозначные и неопределенные отношения: камера восхищается им на расстоянии, почти пугливо. Мы видим Скотта глазами Майка. В опубликованной версии сценария, весьма отличной от окончательной[192], есть сцена, где Майк, очнувшись после очередной отключки, видит Скотта, который за ним приглядывает, и Майковы размышления звучат закадровым текстом:

«В первую нашу встречу со Скоттом мне показалось, что он просто какой-то герой комиксов. Он всегда вовремя подбирал правильные слова, всегда защищал меня, когда это и не требовалось даже. Вы посмотрите на его лицо – как солнце подсвечивает его нижнюю губу, словно это лицо какой-то статуи. И сильной, и нежной… Я готов поспорить с кем угодно прямо сейчас, что Скотт – святой, герой или какое-то такое вот существо высшего порядка».

Стоит отметить, что в «Моем личном штате Айдахо» Киану участвует только в двух интимных сценах: одна – с Кьярой Казелли на ферме в Италии, другая – секс на троих в номере отеля с Фениксом и Удо Киром; и в обеих Ван Сент словно расписывается в собственной неспособности проникнуть в воздушное пространство Киану. Обе сцены поставлены как ряд быстро смонтированных живых картин, где актеры замирают в эротических позах, словно их фотографируют. Фильму как будто не хватает воображения представить, каким же будет секс с Киану.

В сценарии эмоциональный пик сюжетной линии Майка приходится на конфронтацию в середине фильма между ним и его братом – он же, как выясняется, и его отец, – которого играет Джеймс Руссо. После съемок этой сцены у Феникса не возникает ощущения, что удалось передать всю остроту момента, как задумывалось, и он предлагает свою идею.

Далее в фильме есть ночная сцена, где Киану и Феникс сидят у костра. По сценарию Майк подкатывает к Скотту просто со скуки. Это незначительный эпизод почти без диалогов. Феникс же хочет придать ему веса. Они с Киану придумывают новые реплики. Феникс спрашивает у Ван Сента разрешения отложить съемки сцены, чтобы добиться наибольшей выразительности. В результате это последнее, что они снимают в Америке, в павильоне в Сиэтле, перед переездом на съемки в Италию.