«Он решил, – рассказывает Ван Сент Грэму Фуллеру годы спустя, – что эта сцена – ключевая для его персонажа, и с разрешения Киану расписал ее, чтобы сказать то, что еще не сказано, – что его персонаж, Майк, влюблен в Скотта и не может этого выразить, – чего в сценарии не было. Так он объяснял этот персонаж»[193]
.Феникс даже сам выстраивает рамки для сцены, требуя ограничить кадр – одним широким планом, одним средним, крупными планами Ривера и Киану. Они сидят рядом у костра на расстоянии примерно фута. Происходящее между ними меняет течение всего фильма, трансформирует то, что уже снято, называет вещи своими именами.
Феникс заводит речь о своем прошлом, обо всем, чего у него не было: хорошего воспитания, нормальной семьи, нормального отца, нормальной собаки.
«У тебя не было нормальной собаки?» – спрашивает Киану.
Феникс отвечает, что у него вообще не было собаки. И продолжает. Он хочет что-то сказать.
«Что я для тебя значу?» – спрашивает он. Киану отвечает, что он Фениксу лучший друг, но тот хотел услышать нечто большее и притихает.
«Это ничего. Мы можем дружить», – говорит Феникс.
Где-то далеко воет койот. Киану либо догадывается, куда клонит Феникс, либо всегда это знал и понимает, что теперь придется это признать. Он меняет позу, поворачивается к Фениксу лицом.
«Я занимаюсь сексом с парнями только за деньги, – говорит Киану Фениксу. – А два парня не могут любить друг друга».
«Ну, не знаю… – произносит Феникс. – Ну то есть, я… я бы мог кого-то любить, даже если бы мне за это не платили. Тебя я люблю и без денег».
Внезапно пространство между ними разверзается пропастью. Киану вполне буднично откинулся на свой спальный мешок. Феникс едва ли не зажимает голову между колен. Киану отворачивается, как человек, привыкший к тому, что в него влюбляются, и говорит: «Майк…», а Феникс признается: «Я очень хочу тебя поцеловать, чувак».
Киану вздыхает. Чуть отодвигается, хлопает по освободившемуся месту, жестом подзывает Феникса и заключает его в неуклюжих, робких объятиях, тихонько гладя по волосам. Сильный и мягкий одновременно.
Они не целуются. Ван Сент позже признается, что не решился снимать поцелуй, что ему было неловко ставить сцену с поцелуем «двух подростковых кумиров». Они делают всего один дубль – и, по словам Ван Сента, заканчивается он «причитаниями» Киану и Феникса.
В этой сцене Феникс создает для себя джеймс-диновский момент. От Киану здесь не требуется такого эмоционального обнажения, однако перед ним возникает задача еще труднее. Скотта ждет другая жизнь, а у Майка есть только эта; отчасти дистанция между ними продиктована тем, что Скотт может уйти в любой момент. Годы спустя, перемонтируя эту сцену в «Моем личном Ривере», Джеймс Франко выкинет из нее все выстраданные реплики, но оставит кадр, где Киану обнимает Феникса, глядя куда-то мимо, в костер, и мысленно находясь где-то далеко.
В Италии их пути расходятся, и в конце фильма Скотт вновь появляется в Портленде – в элегантном костюме, галстуке и пальто, на лимузине. Его отец умер. По-шекспировски он избавляется и от Боба – Уильяма Ричерта – «моего старого учителя психоделии», – а тот уходит и умирает от одиночества. Отца Скотта хоронят в парке, и со своего места Киану видит весь этот парк и банду проституток Боба, которые закатили тому безумные поминки под открытым небом.
Фильм заканчивается в своей исходной точке, на шоссе. Феникс теряет сознание. В кадре появляется автомобиль лососевого цвета, оттуда выходит парень и затаскивает Феникса в салон. Мы не видим, кто этот парень. Когда через много лет Ван Сента спросили, кто парень в машине, режиссер ответил: «Это я». Но в сценарии утверждается, что это Скотт; во многих фанатских роликах, заканчивающихся этим кадром, сквозит уверенность в том, что это Киану. В артистическом сообществе, где перемонтируют «Мой личный штат Айдахо», канон гласит, что этот фильм – история любви; главная эстетическая дилемма, возникающая перед всеми авторами любительского монтажа, состоит в том, бросить ли Феникса одного на асфальте, открыв пути для кроющейся в фильме трагедии, или поддаться искушению вновь объединить Скотта и Майка под мечтательную поп-песню и вдумчивый монтаж, изобретя концовку, где Скотт спасает Майка от энтропии дороги – или где Киану символически делает то же самое для Ривера.
В ночь накануне Хеллоуина в голливудском ночном клубе