В детстве Киану на Хеллоуин наряжался в сшитый его мамой плащ графа Дракулы. Он обожает «Носферату» Макса Шрека[215]
– «с этими длинными пальцами Дракулы, с этими тенями, со всем этим внутренним устройством»[216], – рассказывает он, и его восхищает необузданная игра Николаса Кейджа в образе укушенного вампиром литературного агента-яппи в «Поцелуе вампира»[217]. И, кроме того, фильм снимает Коппола с великим оператором Михаэлем Балльхаусом, среди второстепенных персонажей заявлены Энтони Хопкинс и Том Уэйтс, а в роли графа – Гэри Олдман. Какой актер упустит шанс сбежать с таким цирком?Коллега Киану Сэйди Фрост, описавшая в мемуарах собственные странные переживания в образе сексуализированной вампирши Люси Уэстенра, в котором она снялась вскоре после рождения своего первенца, называла съемки у Копполы «круговертью тусовок и внимания»[218]
. В интервью 2005 года Киану рассказывал о них как о сбывшейся мечте: «Здорово было оказаться в этой среде: бегать по утрам, любоваться ночью звездами, заглядывать в исследовательскую библиотеку Фрэнсиса, проводить с ним время[219]. Видеть, знаете, как Том Уэйтс поет „Waltzing Matilda“ Вайноне, аккомпанируя себе на пианино, а Вайнона плачет. Это была прекрасная жизнь.Киану вспоминает трехчасовую эпопею Марселя Карне «Дети райка», снятую в оккупированной Франции и выпущенную на экраны в 1945 году: фильм о куртизанке (ее играет французская актриса и певица Арлетти), которая пытается найти свой путь, перебирая всевозможных ухажеров – среди них есть и преступник, и многострадальный мим. Помимо прочего, это одно из самых романтичных изображений жизни артистов за всю историю кино, и центральная мелодрама здесь разворачивается на фоне закулисной театральной культуры парижской «улицы преступлений» в те времена, когда профессия Киану пользовалась весьма дурной славой. «Лицедей! – фыркает преступник Ласнер, заметив, как Арлетти танцует с его соперником. – Что за отродье! Да, недаром их хоронят лишь под покровом ночи».
О фильме Карне Киану вспоминает во многих интервью этого времени: он снимается у Кеннета Браны в постановке «Много шума из ничего»[221]
, живет с коллегами по съемкам на вилле в Тоскане, работает за гроши, сам готовит себе еду, и все это тоже напоминает ему «Детей райка». («Нам было где есть, где спать, где по-человечески играть, – будет рассказывать он. – Нам выдался шанс предаться своим радостям, страстям, и все искренне делились своим настроением»[222].)Шанс стать
Но материал дает Копполе и возможность экспериментировать. Чтобы избежать задержек из-за погодных условий и прочих непредсказуемых обстоятельств при натурных съемках, бóльшую часть фильма он снимает в павильоне, решив при этом отказаться от изощренных декораций и создавая визуальный ряд фильма силами безудержной фантазии художницы по костюмам Эйко Исиока. Коппола твердо намерен использовать механические спецэффекты – дым с зеркалами, измененную перспективу, трюки с камерой, восходящие к эпохе немого кинематографа, – вместо современной компьютерной графики, и когда его план встречает резкое сопротивление специалистов по спецэффектам, режиссер увольняет их, а ответственным за воплощение своих идей назначает собственного сына Романа Копполу.
Эпизод, где Мина с Харкером женятся в Румынии, в то время как Дракула нападает на Люси в ее спальне в Лондоне, смонтирован как ироничная автоаллюзия на кульминацию первого «Крестного отца», где крещение Майкла, сына Конни и Карло, противопоставлено сцене, в которой наемники семьи Корлеоне вышибают мозги всем остальным мафиози Нью-Йорка. В «Крестном отце» священник спрашивает Майкла Корлеоне, отрекается ли тот от Сатаны, после чего немедленно гремит дробовик; в «Дракуле» Киану и Вайнона делают глоток вина для причастия, а затем волк вспарывает горло Люси, и комнату наполняет поток кул-эйдово-алой крови.