Благодаря этой творческой изобретательности в фильме нет ни единой скучной сцены, но отсюда же неизбежно следует, что Коппола не может всецело посвятить себя выжиманию хорошей актерской игры из Киану, изможденного после года съемок – от «На гребне волны» до «Айдахо». Киану будет потом рассказывать, как мучился от неуверенности в себе. Киану завершит съемки, считая себя слабым звеном фильма, и эта мысль станет для него тяжким бременем. «Я плохо сыграл в [„Дракуле“], – скажет он несколько лет спустя Дэвиду Ритцу. – Во мне не было жизни. Мои коллеги по фильму – Энтони Хопкинс, Вайнона Райдер, Гэри Олдман – играли с оперным драматизмом. А мне оставалась только тоска по опере»[225]
.Наименее убедительный механический эффект «Дракулы» – британский акцент Киану, и здесь сценарий не дает ему поблажек, ведь повествование в первом действии ведется от лица Харкера, пусть так и было в книге Стокера. Стандартно по-английски название венгерской столицы произносится «Бу:-да-пест». Венгры произносят его «Бу:-да-пешшт». Киану же в роли Харкера называет его «Бью-да-пест», а это уже откровенный Сан-Димас. Ему не в последний раз достанутся не совсем его роль и никак не дающийся ему акцент, но это никогда так не бросалось в глаза; его дальнейшая репутация плохого или по меньшей мере крайне ограниченного актера во многом сложится именно из-за «Дракулы».
«Он так старался, – позднее скажет Коппола. – В этом-то, кстати говоря, и была проблема: он хотел все сделать идеально, а выходило чопорно. Я пытался добиться, чтоб он просто расслабился, бросил этот педантизм. Может, я был к нему не слишком критичен, но это потому, что он сам мне очень нравится. И до сих пор для меня он настоящий принц»[226]
.Акценту Харкера никак не выдумать парадоксального оправдания. Но его неказистые реплики не портят фильма; если на то пошло, за ними скрывается одна из его самых недооцененных ролей. Харкер – чужак в книге Стокера, где нарушается один из основополагающих принципов голливудского сторителлинга: мы проводим кучу времени в начале повествования с персонажем, который на самом деле – не главный герой. Коппола просил Киану вообразить Харкера «первым яппи»[227]
; и начало романа, написанное как выдержки из его дневника, по сути, многословный отзыв о Трансильвании наУже на этих страницах Стокер создает напряжение: отправляясь на дилижансе к замку Дракулы, Харкер замечает, как местные осеняют себя крестным знамением. Однако роль этого персонажа в сюжете – ни о чем не подозревать и быть беспомощным; было бы халатностью со стороны Киану превратить Харкера в динамичного героя или психа, конкурирующего с Хопкинсом в образе вздорно-мрачного Ван Хельсинга или со спятившим Уэйтсом в роли угодившего в дурдом замученного домочадца Дракулы мистера Ренфилда. Как и прочим участникам свиты «Посланников света» Ван Хельсинга, ему суждено проиграть готическую игру «Таинственное свидание» Дракуле Олдмана, который сначала появляется в образе иссохшего скелета, затем в Лондоне оборачивается облаченным во фрак потоком непреодолимой сексуальной энергии. (По иронии судьбы в круглых очках и цилиндре Олдман больше всего похож на Джонни Деппа.)
Некоторым актерам легко удается убедить нас, что они знают больше, чем говорят, но Киану, пожалуй, лучше всего справляется с ролью, когда от него требуется знать меньше, чем знаем мы. В книге встреча Харкера с Дракулой – столкновение современности и кровавого древнего прошлого. Путешествие Харкера из Лондона пролегало через земли, за которые, как рассказывает ему граф, «шла борьба между валахами, саксонцами и турками». Оказавшись же там, Харкер показывает Дракуле снимки имения Карфакс, которые «сделал… своим „кодаком“» (бренд, которому к моменту издания романа Стокера было уже почти десять лет).