Киану Ривз: победы, печали и правила жизни

Славой Жижек, писавший свой текст после выхода «Перезагрузки», но до «Революции», сравнивает две первые «Матрицы» с «каноническими изображениями Бога, которые всегда будто смотрят прямо на вас, откуда на них ни взгляни, практически любое направление мысли узнает здесь свое отражение». Он писал о том, что его «друзья-лаканианцы» находили в фильме Лакана, знакомые приверженцы франкфуртской школы видели в «Матрице» «экстраполированное воплощение Kulturindustrie»[417], а те, кто разделяет установки нью-эйджа, видели в фильме платоновскую пещеру. Любую попытку толковать подлинные философские мотивы в этих фильмах Жижек считает «ловушкой, в которую попадать не стоит» – дерзкое заявление в устах одного из авторов антологии «Матрица и философия», изданной до выхода первого сиквела и положившей начало доморощенному конвейеру трактовок. Он предполагает, что лучше трактовать их как «отражение противоречий нашей идеологической и социальной обусловленности во всей их несообразности», как «трудности и смятение политики освобождения». Архитектор рассказывает Нео, что попытки предыдущих Нео освободить человечество приводили к уничтожению Сиона; он намекает, что и это тоже элемент плана Матрицы. «Если в первой части фильма доминирует стремление покинуть Матрицу, освободиться от ее оков, то вторая часть ясно демонстрирует, что победу надлежит одержать внутри Матрицы, что человек должен в нее вернуться», – пишет Жижек[418].

До того как Нео улетает в конце первой «Матрицы», мы слышим его угрожающее послание поработителям мира, как будто оставленное на голосовой почте сообщение. «Я покажу этим людям то, что вы хотите от них утаить, – говорит он. – Мир без правил и контроля. Без границ и пределов. Мир, где возможно все». В его речи сосредоточено романтическое понимание киберпространства 90-х годов как рая героя плаща и шпаги – она предвосхищает коммюнике реальной хакерской группы Anonymous, чьим символом вскоре станет маска Гая Фокса, которую носит герой-анархист из фильма 2005 года «V значит вендетта»[419] (экранизации комикса Алана Мура, продюсерами которой стали Вачовски). Но, как следует из собственных правил фильмов «Матрица», чтобы быть клевым, одетым в кожу супергероем, нарушающим законы физики, как Нео, Морфеус и Тринити, нужно оставаться внутри Матрицы; Киану умеет летать, потому что, в отличие от подключенных к ней масс, сознаёт, что находится в Матрице, – и, однако, он все еще там.

Аналогичным образом «Матрица» толком не может освободить Киану от необходимости участвовать в цикле производства блокбастеров в той индустрии, которую он для себя избрал. Просто эти фильмы – как бы чуть более осознанное и осмысленное, чуть более бодрийяровское в ней участие. Он остается во власти индустрии; он может выражать свободу воли относительно деталей фильмов, в которых вынужден сниматься, как когда он настоял на упразднении острот Джека Трейвена из «Скорости». Но он не может положить конец ненасытному спросу зрителя на определенные фильмы с Киану Ривзом, зрительскому пристрастию к чистому адреналину и простым ответам. Годы после «Матрицы» он проведет в поисках нового проекта, который позволил бы ему найти компромисс между тем, чего хочет он, и тем, чего хотят все остальные. Судя по трейлеру «Матрицы: Воскрешения»[420], возврат Киану и Ланы Вачовски к франшизе – отчасти вариация на тему именно этой дилеммы. В нем проступают дорогущие ключевые кадры – сияющие двери, волшебные зеркала, вот кролики – гоняйся за ними, вот коридорные стены – по ним можно бегать; вот пули – уворачивайся. Есть даже драка в додзё с Яхьей Абдул-Матином II в роли молодого Морфеуса; «Ты меня не знаешь», – говорит ему Киану, а затем наносит удар в рапиде. Но до того мы видим, как Киану тщетно пытается благополучно жить в так называемом реальном мире – горстями глотает синие таблетки, ходит на психотерапию и плачет в ванной. Нельзя вечно быть Нео, но если понимаешь, что быть им возможно, нелегко вновь превращаться в Томаса Андерсона.

26 Библия, написанная в аду