Киборг-национализм, или Украинский национализм в эпоху постнационализма

После распада СССР и возникновения украинской государственной независимости в украинской культуре/власти актуальным- по аналогии с другими постсоветскими национальными государствами – ставится, как известно, вопрос о необходимости «возрождения» подлинной, аутентичной, самодостаточной и независимой (украинской) национальной идентичности, способной преодолеть комплекс «меньшезначимости» по отношению к «бывшей советской империи» и соответствовать тем самым новым актуальным запросам нового (национального) государства. В ответ на новый политический запрос нового государства, в своем абстарактно-универсалистском (национальном) развитии по-прежнему не учитывающем многообразие развития партикулярного, то есть множественных стратегий новой национальной культурной индивидуации и пресонификации в новых политических условиях, украинские постмодернисты[435] предлагают альтернативный подход к проблеме украинской национальной идентичности. В условиях новой культурной парадигмы – «постимперской, постколониальной, постсоветской и постмодернистской» – необходимо, по их мнению, не восстанавливать эссенциалистскую («исконную», «подлинную», «аутентичную») модель украинской национальной идентичности, а, напротив, деконструировать ее. Необходимость логического жеста деконструкции по отношению к любой традиционной национальной (в данном случае украинской) идентичности состоит, по их мнению, в том, что традиционная национальная идентичность неизбежно и трагически сконструирована через категорию травматического – антагонистическое отношение к этническому другому, когда наслаждение другого (его сексуальность, язык, тревожащие нас запахи, еда или музыка и т.п.) выступает травматической помехой для собственной субъективной реализации, ранит наше национальное достоинство, препятствуя его свободной реализации.[436]Именно поэтому украинские постмодернисты радикальным образом призывают обрести в современной национальной культуре национальную идентичность нового типа – а именно, «посттравматическую», или «послечернобыльскую» (по выражению известного украинского постмодернистского филолога Тамары Гундоровой, вопреки логически закрепленной трагической коннотации понятия «Чернобыля» в современном культурном дискурсе, радикально вкладывающей в известное философское понятие «после катастрофы», в отличие от пессимистического адорновского «после Освенцима», новый терапевтический культурный смысл). Признанным лидером дискурса украинского постмодернизма является самый известный современный украинский писатель Юрий Андрухович, разработавший собственную, отличающуюся от Бахтина концепцию постмодернистского «карнавала», позволяющую «праздновать» новую национальную идентичность как постмодернистскую «игру различий» новой самодостаточной субъективности (а не переживать как трагический экзистенциальный опыт отношения с этническим другим[437]). При этом преимущество деконструктивистского подхода к проблеме национальной идентичности заключается, по мнению украинских постмодернистских теоретиков, не только в новой терапии, но и в новом гуманизме и в новой политичекой эффективности одновременно: во-первых, он позволяет более демократически реализовать принцип различия в отношении к этническому другому (например, оранжевые цветы и поцелуи по отношению к трактуемым как этнически другие донецким шахтерам или украинским солдатам, охранявшим Кучму, во время «Оранжевой революции»), а, во-вторых, через мирный постмодернистский карнавал-перформанс политически мобилизовать разнородно стратифицированную массу и создать на ее основе новую единую украинскую нацию, вставшую, наконец, с колен и расставшуюся, смеясь,[438] со своим травматическим прошлым.[439]

В то же время в анализе проблемы новой национальной идентичности в Украине необходимо учитывать мнение современных философских критиков постмодернистского дискурса в целом и постмодернистского националистического дискурса в частности. В этом смысле не стоит забывать, напоминание Жижека о том, что нация парадоксальным образом «существует только до тех пор, пока существует ее специфическое наслаждение», которому угрожает «наслаждение другого», неизбежно выступающее старым дестабилизирующим травматическим фактором даже в новых постмодернистских стратегиях национальной политической субъективации.[440]Не этот ли парадокс наглядно демонстрируют сегодня в Украине сильные чувства национальной неприязни и обиды по отношению к имперской России, вызванные не только агрессивными и беззаконными действиями русских в области политики или экономики, а, в первую очередь, экспансией в Украину российской массовой культуры – русскоязычной эстрады («языка попсы и блатняка», по цитированному выше выражению Юрия Андруховича), российских телевизионных шоу и сериалов и т.д. – то есть всего того, что как раз и демонстрирует современные практики «непристойного наслаждения» этнического другого?..