Кира в стране дирижаблей

Во-вторых, в этом мире люди делятся на два типа: первые журналистов презирают и относятся к ним как к обслуживающему персоналу, вторые наоборот боготворят их и потому приносят в редакции свои истории из жизни городских сумасшедших с просьбой о них рассказать. По сути, проблемы «маленького человека». Журналист вынужден видеть тяжелые картины жизни бомжей, проституток, политзаключенных, пропускать их судьбы через себя, находиться в центре событий, даже если события – аварии, падения самолетов, убийства. В итоге, журналисты спиваются, выгорают и больше не могут работать.

И в-третьих, правда, до которой докапывается журналист, зачастую не стоит приложенных усилий. И потому нет ничего важнее и хуже правды.

– Приведу пример, – преподаватель назидательно поднял палец вверх. – Как-то раз я делал репортаж про одного еврея, который живет в нашем городе и который столкнулся с травлей и антисемитизмом. Казалось бы, позиция автора очевидна: в тексте необходимо защитить человека, в одиночку противостоящего толпе. Классический конфликт – человек против общества. Однако, когда я начал разбираться в истории, то понял, что еврей, очевидно, не зная о русских традициях общения, оскорбил свою соседку, беременную женщину. За которую в дальнейшем и заступились сожители. И кто в этой истории прав? Я честно, приступал к написанию текста с желанием помочь еврею, но в итоге не знал, чью сторону принять. Забавно, но работая журналистом, понимаешь, что вокруг, чаще всего неправы все вокруг тебя. Так как же поступить в такой ситуации?

Аудитория молчала, Кира краем глаза видела ошеломленные лица новоиспеченных однокурсников, сидящих рядом.

– Это я к тому, – подытожил «препод» (студенческий жаргон ломал язык даже высшего общества), – что, на самом деле, иногда лучше не знать правду. Понимаю, это звучит странно. Но смотрите: мой долг как журналиста нести в общество высокоморальные ценности, поэтому если бы я рассказал историю так, как она есть, часть читателей встала бы на сторону националистов. Правда разжигает ненависть. И это лишь один частный пример. На самом деле, почти в каждой истории вы встаете перед моральным выбором: рассказать жизненную историю падшей женщины, хотя и знаете, что это приведет к обличению ее личности перед обществом или же промолчать? Делать свою работу с места событий или помогать вытаскивать людей из-под обломков? Звонить родственникам погибших? Ехать в глухую деревню, чтобы рассказать, как там живут люди, но потом возвращаться в столицу? Снять на камеру старушечьи слезы, ради хорошего кадра, чтобы передать чувства героя на фотографии и потом получать престижные премии на фестивалях Европии или закрыть глаза, понимая трепет момента? Старушка имеет право плакать. Это мы, журналисты, наверное, не имеем права выставлять напоказ чужое горе, если это горе не хочет быть обнародовано. Но вот парадокс – мы все равно делаем это. Профессиональная деформация. Конфликт этики и профессионализма.

Этот нравственно-диллемический подход к журналистике был только одной гранью этой профессии.

Следующая лекция – занятие у Адольфа Геннадьевича Дракулы – предлагала другой взгляд на работу корреспондента. Но еще до пары Кира поняла, что мир, в котором она оказалась, это не только вселенная коротких юбок, интервью с киноактерами и возгласами «Эй, студенточка…» Это еще и что-то тяжелое, с чем будет очень трудно справиться, и с чем придется столкнуться совсем скоро…

Если каждый день журналисты рассказывают о катастрофах и войнах, значит они каждый день пропускают через себя горы трупов. И что в итоге? Или черствеют душой, или уходят из профессии, или становятся такими, как Дмитрий Крысилев, и начинают обслуживать власть. Пока что ни то, ни другое, ни третье Киру не устраивало.

– Вы еще не журналисты. Вы – в лучшем случае, жирноглисты! Наш курс называется «Основы творческой деятельности журналиста», и он-то и сделает из вас профессионалов. Но я провожу на нем только вводное занятие, а затем принимаю экзамен, – ледяной тон Дракулы-старшего разнесся по амфитеатру аудитории.

И стоило графу заговорить, как все посторонние мысли рассеялись. Началась вторая лекция.

– Вы находитесь в старейшей аудитории этого здания.

Эхо его голоса как бы вторило его словам, доказывая, что аудитория действительно старейшая.

Наклонные парты, стоящие полукругом, постепенно восходили к арочным окнам, также расположенным полукругом, сквозь окна проходили косые лучи света, что создавало впечатление таинства, будто внизу амфитеатра находился алтарь.

Кира завороженно рассматривала убранство аудитории, пока Дракула-старший называл все свои регалии.

– … кроме того, учил таких великих журналистов как Дмитрий Крысилев и… – доносился голос дяди. – … также вы научитесь писать разные тексты: начиная новостной заметкой и заканчивая полноценным журналистским расследованием. Но последнее ожидает вас на четвертом курсе, так что не будем забегать вперед.

«Будем. Я тебе такое расследование сделаю…» – думала Кира.