Китайская классическая поэзия

Тому старику из уезда Синьфэн
восемьдесят восемь теперь.
Брови его, борода и виски —
как недавно выпавший снег.

Однажды к гостинице, где я жил,

с праправнуком он пришел,
Опираясь на мальчика левой рукой, —
перебита у правой кость.

И я спросил старика — давно ль

он руку себе сломал.
Потом попросил старика рассказать,
как несчастье случилось с ним.

Старик мне ответил: «Я был рожден

здесь, в уезде Синьфэн.[140]
Мне памятны с детства благие дни,
когда не бывало войн.

Слушать привык я «Грушевый сад»[141]

—гуани и песни его,
И я не видал ни пик, ни знамен,
не знал ни луков, ни стрел.

Но в годы Тяньбао[142]

по всей странев войска проходил набор,
И всюду, где трое мужчин в семье,
был из дому взят один.

Ты спросишь, куда собирались гнать

несчастных этих людей?
Пять полных лун, за тысячи ли
воевать им в Юньнань идти.

А мы уже знали, что в тех краях

несет свои воды Лу.
Когда осыпается перца цвет,
над ней ядовитый туман...

Бывало, входили в воду войска,

кипяток обжигал тела,
И еще в реке из десяти человек
погибало не меньше двух...

И на юг от нас, и на север от нас —

крики, и стон, и плач.
Сын покидает отца и мать,
жену покидает муж.

И все говорят — уж не первый раз

из ходивших войной на «мань»,
Из десятков и сотен тысяч людей
ни один не вернулся домой.

А шел в эту пору мне, старику,

двадцать четвертый год.
И в военной палате среди других
значилось имя мое.

Ночью глубокой, так, чтоб о том

не узнал на свете никто,
Я камень тяжелый взял, потаясь,
и руку себе сломал.

Тетиву натянуть или знамя поднять

не под силу одной рукой.
Только это меня и спасло тогда
от похода войной в Юньнань.

Я жилы порвал и кость раздробил, —

сколько вытерпел тяжких мук!
Но эти страданья я выбрал сам,
чтоб вернуться в мой мирный дом.

С тех пор, как я руку себе сломал,

уж лет шестьдесят прошло.
Ну что ж, пусть одна умерла рука,
все тело зато живет!

Но даже теперь, когда ветер и дождь,

в сырую холодную ночь
Ноет плечо, и до самой зари
я от боли заснуть не могу.

Я от боли заснуть не могу.

Но себя ни за что не кляну:
Только рад, что хотя бы один из всех
я остался на свете жить.

Разве было бы лучше мне в те времена

там, на Лу, где стоит туман,
Если б умерло тело и бродила б душа,
и костей бы моих не собрать,

Если б духом я стал на юньнаньских полях,

и о доме думал с тоской,
И над сотнями тысяч безвестных могил,
плача, звал, как олень зовет».

Эти слова старика

слушайте, слушайте все!

Если не знаете вы,

как правитель годов Кайюань[143]
Не хотел поощрять на границах бои —
запретил военный разгул;

Если не знаете вы,

как в годы Тяньбао другой,
Чтоб чины и высокую милость снискать,
затевал на границах войну,

Не успел отличиться в этой тяжкой войне,

только вызвал народный гнев, —
Так спросите, и все вам расскажет старик
со сломанной правой рукой!