Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

В Древнем Китае в застольях проявлялся характер человека, ибо на них вовсю задействовались социальные навыки и политическая ловкость. Забавы и праздники организовывались для того, чтобы «внушить почтительность и бережливость» или «проявить доброту и щедрость» («Цзо чжуань», глава «Правитель Чэн», 12). Для хозяина пир был инструментом, позволяющим укрепить свою репутацию и впечатлить предполагаемых союзников. Успешный правитель «выставляет напоказ ритуальные сосуды и проводит праздники, чтобы утвердить гармонию и дружбу» («Го юй», глава «Чжоу юй»). За праздничным столом решались вопросы огромной военной или общественной значимости, а недостаточная щедрость хозяина могла обернуться неприятными политическими последствиями. Обед открывал пространство для тонких политических маневров, создавал площадку для возвеличивания себя или превращался в форум, где можно было обсудить поведение правителя или начальника. Князь Вэнь из Вэй (правил в 445–396 гг. до н. э.) однажды устроил пир, где предложил всем своим высшим чиновникам дать оценку своему правлению; к немалому удивлению присутствующих, единственного гостя, который осмелился открыто покритиковать правителя, не выставили из-за стола, а позже и вовсе поощрили повышением («Люйши чуньцю», 24/3.5).

Иногда пиры и попойки затевались с целью обхитрить, унизить или уничтожить политических оппонентов. Гостей могли зарезать, отравить, задержать, а состязания в пении и декламации, сопровождавшие пиршество, могли обернуться обидами или даже местью. Застолья обставлялись многочисленными нормами и правилами. Благоразумное отклонение полученного приглашения, умение притвориться пьяным или готовность уйти в нужный момент порой спасали жизни. (Например, основателю династии Хань пришлось бежать с пира, на котором соперник приготовил для него ловушку.) Адресованный хозяину укор в том, что масштаб пиршества не соответствует статусу гостя, представал особым дипломатическим ходом — так работает кулинарная дипломатия. В XVI в. до н. э. некий посланник, представлявший родину Конфуция — небольшое царство Лу, позволил уговорить себя остаться на обеде лишь после того, как хозяин по его настоянию велел убрать со стола все лишние кушания («Цзо чжуань», глава «Правитель Чжао», 7). Впрочем, прецедент задать не удалось: нынешним партийным чиновникам лишь недавно предписали пресечь банкетное расточительство.

Указания по застольному этикету прописывались скрупулезно. В них было все — от правил приветствия и рассадки гостей до расстановки блюд и последовательности их подачи. Разумеется, имелись и наставления о том, как вести себя во время еды:

Не скатывайте комочков из риса; не набрасывайтесь на все блюда сразу; не хлебайте суп. Не издавайте звуков во время еды; не разгрызайте кости зубами; не кладите обратно рыбу, от которой откусили; не бросайте костей собакам; не хватайте понравившуюся еду. Не размазывайте рис по тарелке; не ешьте пшено палочками. Не заглатывайте бульон; не добавляйте к нему приправ; не ковыряйте в зубах; не пейте соусы … («Ли цзи», глава «Чу ли»)[157].

Но никакие протоколы не способны предотвратить пьяного буйства. Чжуан-цзы реалистично замечает: «Участники торжественного пира поначалу держатся очень церемонно, потом забывают о приличиях, а в разгар пиршества веселятся без удержу» («Чжуан-цзы», 4.2). Моралисты в поисках образцов умеренности ссылались на древних. Так, Янь-цзы призывал своего господина пить меньше, напоминая, что в старые добрые времена гостей, которые поднимали более пяти тостов, казнили («Янь-цзы чуньцю», 1.3). «Ли цзы» намекает, что среди прочих задач, решаемых ритуалами, издавна было и ограничение пьянства: «Единожды подняв бокалы, хозяин и гости могут многократно славить друг друга — так можно пить целый день и не напиться» («Ли цзи», глава «Юэ цзи»)[158]. Всякий, кому доводилось выдерживать марафон китайского банкета, выступая на нем почетным гостем, несомненно, одобрил бы требования ритуального канона.

Каков мир на вкус