Вот обезьян я в том не укорю -
Сбегутся вмиг, лишь в барабан забей.
Я девушкам об этом говорю,
Лист тутовый срывающим с ветвей.*
Вот несколько разряженных подруг,
Лишь только заприметили меня,
Как, прихорашиваясь, встали в круг,
Лукавые, притихли у плетня.
Переминаясь, сдвинулись плотней,
В нарядах ярких господина ждут,
А юноши с отцами наравне
Поспевшую пшеницу в поле жнут.
Час жертвоприношения в селе -
Ворон и коршунов истошный крик.
А у дороги в предвечерней мгле
Валяется подвыпивший старик.
Здесь конопли густая бахрома,
Вся в бликах солнца, клонится к земле,
А над деревней пряный аромат
От коконов, распаренных в котле.
Мотают шелк подружки за плетнем,
Их задушевный слышу разговор...
Седой старик плетется с костылем
И про себя бормочет пьяный вздор.
Он колосок сорвал и в пальцах мнет -
Зерном полакомиться захотел,
И у людей зачем-то узнает:
"Бобовый лист еще не пожелтел?"
Цвет финика кружит над головой,
К повязке льнет, ложится на халат.
И над землей возвысив голос свой,
Колеса прялок по дворам жужжат.
В одежде из простого полотна
Торговец огурцами в сени ив.
Был долгим путь! Сомлевший от вина,
В своих желаньях я неприхотлив.
Поспать и чаем жажду утолить -
Об этом только думаю теперь.
В зените солнце. Как оно палит!
И я стучусь скорее в чью-то дверь.
Ковром пушистым стелется лужок,
Равнина освежилась под дождем!
Беззвучно осыпается песок,
И не пылит дорога под конем.
Стена из тутов, море конопли,
И солнце щедро льет свое тепло.
Когда ж по зову первому земли
Мне с плугом отправляться за село?!
Полыни горьковатый аромат,
И ветерок порхает надо мной...
Сановника во мне здесь, верно, чтят,
А я простолюдином стал давно.
x x x
Лес расступился. Горы просветлели.
В тени бамбука прячется ограда.
Трава от зноя у пруда поникла;
Все заглушая, верещат цикады.
Маячит птица в белом оперенье,
То прилетит, то скроется куда-то.
Водою отраженный, алый лотос
И воздух, напоенный ароматом.
За старою стеною,
За деревней,
Поодаль
От ее дворов и хижин,
Бреду один, на палку опираясь,
А солнце опускается все ниже.
Вчерашней ночью, где-то в третью стражу,
Пролился дождик - лучшего не надо!
И выдался в моей нелегкой жизни
Желанный день живительной прохлады.
НОЧЬЮ ВОЗВРАЩАЮСЬ ПО ОЗЕРУ СИХУ
Дождь над Сиху перестал.
Озерная даль светла.
За осень на полшеста
Прибавилось здесь воды.
Свесившись за борт, гляжусь
В холодные зеркала,
В них старое вижу лицо
И пряди волос седых.
С хмельной моей головы
Ветер повязку рвет,
Гонит волну за волной -
И в них ныряет луна.
Я правлю в обратный путь
Один, не зная забот...
Пускай же мой утлый челн
Укачивает волна!
x x x
Сад отцвел. Лишь краснеют еще
Абрикоса цветы кое-где.
Возвращаются ласточки в дом,
Отраженный в зеленой воде.
Ветер с каждым порывом сильней -
Ивы пух он уносит с собой.
В рост пошла молодая трава,
Все покрылось душистой травой.
За стеною - с качелями двор,
Здесь дорога у самой стены,
И доносится до меня
Смех красавиц с той стороны.
Но стихают их голоса,
Отдаляется смех озорной...
Я расчувствовался совсем,
Только им не все ли равно?
ФУ О КРАСНЫХ СКАЛАХ* (сказ первый)
Так случилось, что осенью года жэньсюй*,
Когда уж седьмая луна на ущербе была,
С гостем плыли мы в лодке
Между двух Красных Скал...
Чуть прохладой дышал ветерок,
Не тревожили волны реку.
Гостю я предложил, поднимая свой кубок с вином,
Вместе строки припомнить о Светлой луне,
Спеть о Деве Прекрасной стихи.
Вскоре
Над восточной горой появилась луна,
Поплыла-поплыла между звезд.
Засверкала река,
Словно капли росы ниспадали на водную рябь,
И смешались в одно небеса и вода.
Как велик этот водный простор!
Эта - в тысячу цинов* вокруг - необъятная ширь!
В колеснице-ладье мы по ветру летим и летим
В пустоту и безбрежность, не ведая, есть ли предел.
Кружим в вечности, кружим, от мира сего отрешась,
И как будто на крыльях - взлетаем в обитель святых.
...Так мы пили вино, и веселью, казалось, не будет конца,
А потом, на борта опираясь, мы начали петь.
Пели так:
"...Из корицы ладья - о-о-си! -
Из орхидеи весло*.
В пустоте-чистоте - о-о-си -
Мы стремимся туда, где светло.
Постигаю простор - о-о-си -
Но, увы, лишь в мечтах.
Где же Дева Прекрасная - о-о-си -
В небесах?.."
Гость мой флейтой отменно владел:
Вторя песне,
Звучала мелодия грустно-протяжно в ночи,
В ней и слезы и жалобы слышались,
Скорбь и печаль.
Эта музыка вдаль уплывала, тянулась, как нить.
Может, даже драконы проснулись в пещерах в тот миг
И слезу уронила вдова в одинокой ладье...
Вот, халат подобрав,
Сел учитель по имени Су перед гостем
И, объятый тоскою, спросил:
"Что ж ты песню прервал?"
"Посветлела луна, звезды стали редеть*,
Ворон к югу летит," - мне ответствовал гость.
"Эти строки, - сказал он, - начертаны Цао Мэндэ"*.
"Посмотрите на запад, - мой гость продолжал, -
Там Сякоу* вдали.
Обернитесь к востоку - на востоке Учан*.
Русла рек, цепи гор меж собою сплелись,
И леса разрослись - зелены-зелены...
Это здесь Чжоу Лан проучил так жестоко Мэндэ!*
Под Цзинчжоу врага разгромив,
По теченью спустившись в Цзянлин,
Плыл Мэндэ на восток...
Путь проделали в тысячу ли тупоносые судна его,
Неба синь затмевали полотнища флагов-знамен.