Недавние события также могут служить подтверждением правильности приведенного анализа. Мировой финансовый кризис 2008 г., как может быть доказано, стал следствием серии предшествующих интервенций со стороны государства, которые увеличивали потенциал системного краха финансовых рынков (Friedman, 2009). К их числу относятся: решение монопольных центральных банков поддерживать процентные ставки на уровне гораздо более низком, чем было оправдано действительным уровнем частных сбережений, причем на протяжении длительного времени (Gjerstad and Smith, 2009); регуляторное и фискальное стимулирование поддерживаемых государством ипотечных компаний к смягчению условий выдачи кредита на покупку жилья семьям с низкими доходами (Wallison, 2009); нормы регулирования капитала, исполнение которых обеспечивалось на международном уровне, побуждавшие банки секьюритизировать рискованные закладные (Jablecki and Machaj, 2009); и создание защищенных законом монополий в бизнесе, связанном с оценкой кредитных рейтингов, так что финансовый успех и репутация рейтинговых агентств определялись не качеством оценки ими рисков, а фактически полной защищенностью от конкуренции (White, 2009). В каждом из этих случаев гомогенизирующий эффект централизованно принимаемых мер мог привести к повышению системных рисков. Сам смысл таких мер состоит в том, чтобы уменьшить гетерогенность поведения, которую в противном случае демонстрировали бы рассредоточенные центры полномочий по принятию решений, совокупность которых и составляет рыночную экономику[5]
. Данный аргумент не подразумевает, что системный «провал рынка» не сыграл никакой роли в кризисе, но такой провал мог быть в значительной степени усилен системными провалами в структуре централизованно определяемой денежной и регуляторной политики[6].Непонимание роли цен
Неспособность понять значение «проблемы знания», о чем свидетельствуют взгляды Стиглица на конкуренцию и сети, отражается также и на его анализе системы цен. Предположение, что рынки ведут к недопроизводству информации, поскольку цены позволяют акторам бесплатно пользоваться данными, получение которых требует издержек, исходит из неверного понимания природы «проблемы знания». Гроссман и Стиглиц (Grossman and Stiglitz, 1980) мыслят прибыль как вознаграждение за сопряженное с издержками нахождение информации, а проблему «неполной» информации связывают с отсутствием стимулов к добыванию дополнительного знания, про которое, тем не менее, «известно», что оно в принципе доступно. В модели «рациональных ожиданий» исключена возможность ошибки в чистом виде. Предполагается, что все возможные ошибки уже предвиделись, но было сочтено, что издержки на то, чтобы их избежать, не окупятся. Этот подход отражает более общую тенденцию неоклассических теорий моделировать проблемы неопределенности и неполной информации в терминах теории вероятностей. Ввиду этого акторы оказываются способны при принятии тех или иных своих решений приписывать вероятности набору возможных рыночных исходов. Однако для Хайека главная функция сигналов в виде прибыли и убытка заключается в том, чтобы оповещать участников рынка о непредвиденных возможностях и обстоятельствах – это проблема «радикального незнания», которая не может быть описана моделью рационального «поиска» (Lavoie, 1985; Kirzner, 1992; Thomsen, 1992; Boettke, 1997). Набор вариантов, которые может выявить рыночный процесс, и адаптационных действий, которых эти варианты могут потребовать, не может быть проанализирован с помощью вероятностей. Дело не только в том, что акторы не знают, какая из «данного» множества возможностей реализуется в будущем, а еще и в том, что само множество неограниченно и потому не может быть известно (O’Driscoll and Rizzo, 1996: 4).
В рамках этого контекста знание того типа, который интересует Хайека, состоит из неявных «суждений» и субъективных «догадок», имеющихся у акторов в отношении потенциальных возможностей и возникающих на основе «опыта» работы в конкретном бизнесе или профессии. Хайековская «проблема знания» относится также к предпринимательскому воображению, когда, столкнувшись с одним и тем же набором данных, одни акторы видят открывающиеся возможности, а другие не видят ничего. Именно неспособность «собрать» и централизовать информацию такой природы, независимо от того, какие при этом есть стимулы, поощряющие «поиск», может объяснять относительную неудачу социалистических экономических систем. Знание такого рода находится в умах индивидов, воплощено в культурных практиках и процедурах различных организаций и в их приемах работы. Это знание не сталкивается с проблемой «безбилетника», поскольку оно в любом случае является «бесплатным» для тех, кто им обладает.